лицом. Лиловые щеки в пузырях, торчат клочья черной бороды, глаза голые, без ресниц, вид страшенный.
Он расспросил про нашу группу, про полк. Потребовал красноармейские книжки. Узнав, что с Путиловского завода, где делают KB, подобрел, посадил за стол.
За чаем рассказал, что после сражения у Демьянска от их бригады осталось три машины. Железную дорогу в Ленинград немцы перерезали несколько дней назад. Немецкие моточасти прут на город со всех сторон. Судя по радио, город уже обречен, может, взят. Его штабники перечислили такие поселки и пригороды: Любань, Тосно, Гатчина, Рождествено, Тайцы…
– Не может быть, – сказал Ермаков. – Врут они все.
– Очень даже может, пока вы по лесу шастали, они уже банкет в «Астории» заказали.
Майор сказал твердо: «Нет больше Ленинграда. Так что придется вам менять маршрут».
Кто-то из штабных вставил, что немцы передали, что они уже в Петергофе.
– Вот и ваш Ленинград накрылся, – заключил майор. – Просрали страну!
Может быть, он был из другого города и для него Ленинград был всего лишь кружком на карте, кружком побольше других и ничего более. А карта была большая – Украина, Белоруссия, Эстония. Для меня это был мой город.
– Не верю, – сказал я, – Ленинград никто никогда не брал.
Чтобы на Невском висели флаги со свастикой. Из репродукторов неслись немецкие марши… Невозможно.
– Ишь, опомнился, – с удовольствием сказал майор. – Вы думали, что немец будет ждать, пока вы нагуляетесь.
Ермаков и Мерзон возмутились, но майор гаркнул на них.
Все то, что нам встречалось на пути – пожары, колонны немецких машин, танков, новые дорожные знаки, – все сложилось в единую угрожающую картину. Вслед за Ленинградом – Москва, Донбасс, выход к Волге… Немцы торопились покончить с нами до наступления зимы. В России им было труднее, чем в Европе. Поначалу они к Ленинграду двигались почти по восемьдесят километров в день. Впервые их притормозили наши ополченцы. Это майор признал. Поэтому он терпеливо втолковывал, что немцы к зимней войне не готовы, ни зимнего обмундирования, ни зимней смазки для двигателей. Нельзя дальше ни отступать, ни идти на мировую.
У майора был свой план. Собрать в единую армию всех красноармейцев разбитых частей. Тысячи их застряли в деревнях, хоронятся в лесах, не знают, куда податься. Он создаст из них регулярные части. Они красноармейцы, а не партизаны. Отступление дало им бесценный опыт.
Нас он зачислит в ударную бригаду. Согласны мы или нет, не вопрос.
Его убежденность завораживала. Призыв будет обязателен. Тех, кто не подчинится, можно считать дезертирами и судить по законам войны.
Он потрясал руками в черных перчатках, видать, тоже обожженные.
Это были уже обстрелянные люди, которые претерпели окружение, бегство, узнали силу немецкого оружия, танковые атаки, автоматные очереди. Из них майор хотел создавать регулярные
