всем. Тацит формулирует это с ясностью: «mox rex vel princeps, prout aetas cuique, prout nobilitas, prout decus bellorum, prout facundia est, audiuntur, auctori-tate suadendi magis quam iubendi potestate» (Germ., 11). То есть не только человек знатного происхождения – конунг или вождь, но и человек пожилой, опытный, или известный своей храбростью, или даже только красноречием, мог держать речь к народу.
Одобрение, удовольствие, принятие предложения выражалось потрясением оружия, неодобрение – просто шумом. Самое почетное выражение согласия состояло в аплодисментах оружием («si displicuit sententia, fremitu aspernantur; sin placuit, frameas concutiunt: honoratissimum adsen-sus genus est armis laudare» – Germ., 11). Таким образом большинством голосов решалось дело, если и не правильной их подачей, то, по крайней мере, судя по общему впечатлению.
Наряду с вече иногда являются у древних германцев короли, конунги (у Тацита – reges, в отличие от principes).[30] Из сведений, сообщаемых нам Тацитом, видно, что некоторые племена имели королей, другие же нет, хотя при этом он упоминает везде о существовании королевского рода, из чего можно заключить, что монархическая власть не составляла особенности отдельных племен, так как почти у всех в разное время замечается смена безкоролевья и правления исключительно вечевого королевским правлением.
Но там, где был король, он являлся носителем и представителем государственной власти. Римляне, говоря о войнах с германцами, упоминают, что иногда король объявлял войну, иногда же – народ. Король был верховным жрецом, он же – верховный судья, то есть председатель на общенародном, вечевом собрании и предводитель на войне. В последнем случае он равен герцогу – военачальнику; вследствие этого сходства некоторые ученые выводили королевскую власть из герцогской, исключительно военной, говорили, что во время общей опасности выбирался общий вождь – верховный, который, когда опасность миновала, не слагал с себя власть, а оставлял за собой и даже передавал ее потомству; таким образом, первоначально выбранный герцог обращался в наследственного конунга. Но вряд ли это справедливо. «Reges ex nobilitate, duces ex virtu-te sumunt», – говорит Тацит (Germ., 7), a Цезарь указывает на то, что у германцев «in pase nullus est communis magistratus, sed principes regio-num atque pagorum inter suos ius dicant controversiasque minuut» творят суд и улаживают споры (Comment, de bello gal., VI, 23).
A на время войны избирался dux вместо короля. Да и вообще Тацит постоянно различает и правильно употребляет слова тех и dux. Существенное отличие конунга от герцога в том, что в мирное время герцог обязан слагать свою власть, тогда как власть конунга была прочной. Германцы, несмотря на свою воинственность, все-таки считали нормальным положением жизни страны и народа мир, а не войну, поэтому-то и власть конунга – главы народа во время мира постоянная.
Немецкие саги часто прославляли королей, которые мирно сидели у себя дома, посылая на войну своих богатырей; королевская честь вовсе не требовала того, чтобы он сам ходил в битву во главе своего войска. Он является хранителем мира по преимуществу. Этот мир – честь короля. Кто нарушает мир и начинает раздор и вражду, тот оскорбляет короля и обязан заплатить «мировые деньги» – пеню, так же как господина дома оскорбляет тот,
Слово «Konung» (König), как по значению, так и по звуковому составу представляет полное соответствие славянскому «князь».
