и врагов.
– Лунный человек смеется и радуется будущим могилам и еде, которую мы создадим для него.
До них доносились отголоски боя, лязг металла, глухие удары, которые внезапно сменились паническими криками.
Рилли перестал петь и подался вперед, резким движением подняв забрало.
– Бегут! – хмыкнул он. – Бегут, сукины дети! Больше огня!
Трое запалили подготовленные и облитые маслом вязанки хвороста. Пламя тут же взметнулось вверх, осветив его стрелков, фрагмент моста, а затем отступавших.
Милорд Дэйт, как и думал Рилли, был самым последним. Стоило сказать, что командир оказался довольно проворным малым и преследователи отставали от него шагов на десять.
Рилли лишь покачал головой. Какой глупый бардак развели. Он до сих пор не верил, что у них получится все сделать так, как задумано, но, судя по толпе улюлюкающих фихшейзцев, потерявших голову из-за внезапной победы, работа для него все же найдется.
Он поднял арбалет и по летки всадил болт в грудь первому из преследователей, без труда пробив кожу куртки и сталь кольчуги. Его ребята, все двадцать шесть человек, что находились на этом участке обороны, следуя примеру капитана, разрядили оружие.
Словно кто-то раскрутил над головой цепь, а затем ударил ею по ненадежно установленным игрушечным солдатикам. Несколько рядов просто смело, и они, упав на камни, заставили тех, кто напирал сзади, замешкаться и дать возможность своей пехоте миновать арбалетчиков и юркнуть через открытые пространства, оставленные в шеренгах.
Рилли с усмешкой кивнул своему сержанту, и тот снял с пояса большой охотничий рог. Стрелки, прошедшие десятки сражений, закинув арбалеты на плечи, отступили за щитоносцев, оставляя площадку перед мостом пустой.
Капитан Рилли очень хотел закричать «Бежим! Спасайтесь!», но он сдержался. Настоящие сиоры должны быть сдержанны, даже если момент кажется им подходящим.
Веревка перетягивала пояс, сжимая крепкой хваткой. Еще одна крест-накрест проходила через грудь, надежными скобами соединяясь с той, что не давала ему сверзиться в бездну. Он висел уже несколько часов, прислушиваясь к тому, что происходит наверху.
Мастер Скворец ненавидел работу, которую ему поручили. А вместе с ней ненавидел и эти подземелья, и своего владетеля.
Он понимал, что барон прав. Знал, зачем все они здесь, но на душе скребли кошки.
Однажды, еще когда Скворец был молод, он отправился постигать искусство каменщика в Элби, Бирюзовый город, расположенный на границе Соланки и Савьята. Там он увидел, как горожане обошлись с постройками прежней эпохи.
Пирамиды Первых Королей, десять величественных громадин, созданных человеческим гением, оказались разобраны на камни и сложены в дома, чьи бирюзовые стены, на закате мерцающие точно светлячки, заставляли Скворца думать о том, какими же были эти пирамиды, закрывающие небо? Лишь от одной из них осталось массивное каменное основание, на
