на нравственное развитие, меняя даже линию человеческого поведения. Разговоры о пришествии Антихриста, о недавно вошедшем в научный и светский обиход магнетизме, о призраках и фантастических сущностях стали делом вполне обыденным; в эпистолярии той поры можно встретить немало строк, посвящённых таинственным явлениям и чудесам. Да что там досужие пересуды в «обществе», сам Император Александр был больше увлечён оккультизмом, нежели предан каноническому православию. Хорошо известно об его покровительстве западным мистическим сектам и о живом интересе Императора к их учениям.
Посвящение в масонскую ложу. Акварель неизвестного английского художника. Фрагмент. Конец XVIII века.
Если отвлечься от тем сакральных и обратиться к вопросам сугубо земным, то здесь обнаружится ещё больше удивительного и интересного. «Как? Неужели холопы способны чувствовать как господа, любить как господа и думать как господа?» Такая постановка вопроса в настоящее время может показаться просто недопустимой, но в начале XIX века эти слова были наполнены подлинным чувством и искренним недоумением. Нет, нет, отказывали простолюдинам в их естественном человеческом качестве не только «уездные барышни», которые хотя и воспитывались «на чистом воздухе», однако «знание света и жизни почерпали из книжек»[4]. Разделение на «мы» и «они», на «подлых» и «благородных», повсеместно господствовало в дворянской среде. Вот что писал о крестьянах один из образованнейших людей своего времени Александр Сергеевич Грибоедов: «У нас господа и крестьяне происходят от разных племён, которые не успели ещё перемешаться нравами». Такое удивительное деление было характерно для многих народов. В Польше, например, шляхта приписывала себе сарматское происхождение, выделяясь тем самым из остального населения. Крепостнический стереотип восприятия простого народа после войны с Наполеоном начал постепенно разрушаться, хотя в газетах по-прежнему продолжали мелькать объявления о продаже людей между предложениями купить дрова или скот. Всемирная история изобилует подобной дикостью, достаточно лишь вспомнить дискуссии в средневековой Европе о существовании души у женщин или отказ колонизаторов признавать человеческий статус у покорённых народов.
Как Возрождение явилось временем возвращения к жизни идеалов Античности, так и эпоха Романтизма была обращена к Средневековью, правда, только к его формальной стороне, но не сущностной. Конечно, в культуре «тёмных веков» не было места свободной личности в привычном для нас смысле, а индивидуальность, как таковая, не признавалась, но интерес к человеку был исключительным, во всяком случае, в плоскости соблюдения им предписанных норм поведения. Человек романтической эпохи даже и не пытался вникнуть в суть этих норм поведения, тем более что предшествующее Романтизму Просвещение во многом изменило содержательное наполнение отдельных понятий этики, свойственных прошлому. Возвращённые из Средневековья культы, такие
