быть придется.
Но если без шуток, королевой быть хотелось. Всегда казалось, что это все не сейчас. Как-нибудь потом. Позже.
И вот куда уже позже? Вариантом осталось немного. Запомниться одноклассникам банально, как половина из них запомнится мне: облеванным полом или сексом с молодым физруком (хотя секса с физруком тоже хотелось, что уж там). Или войти в историю класса как королева – в самый раз.
– Все! – подруга победно вскинула утюг. – Теперь моськи!
Красила она меня долго и вдохновленно, не позволяя даже прикасаться к зеркалу. Так что можно было только догадываться, что за картины она рисует на моем лице.
– Мушку ставим? – она помусолила карандаш и, не дождавшись ответа, тюкнула меня над верхней губой. – Ресницы?
– В смысле?
– Смотри, какие у меня есть! – Катюха протянула коробочку с чем-то, что назвать ресницами можно было лишь условно. Скорее это напоминало крылья бабочки. Такими моргать страшно – точно взлетишь.
– Не, ко мне в таких ресницах мир еще не готов.
Подруга выглядела разочарованно, но спорить не стала.
– Тогда марш одеваться!
И все-таки пустила меня к зеркалу.
О! Мир не был готов и без ресниц! Еще бы – главный гадкий утенок школы вдруг за один вечер превратился в прекрасного лебедя. Никаких прыщей, ровный тон с легким румянцем. Аккуратные стрелки и переливающиеся синие тени превратили глаза из «блеклых» в «светящиеся». Губы были совсем легко оттенены розовым, и стали… сексуальными? А может, их так изменила довольная улыбка, которую в моем зеркале редко когда можно было увидеть.
Все это стоило моего страха.
Себя Катюха накрасила быстрее, но мы все равно начали опаздывать. Поэтому, в спешке оправляя платья и влезая в каблуки, все-таки решили вызвать такси. Подруга бы и на шпильках добежала за считанные минуты, а вот меня на каблуках еще покачивало.
И все-таки мы опоздали. Так что школьный коридор встретил нас торжественным молчанием и пустотой. А вот из-за двери актового зала доносился гул.
Створки были приоткрыты, и в щель мы видели, как выпускники и родители разбились на группки в ожидании торжественной части. До нас долетали обрывки фраз, щелчки фотоаппаратов и всхлипы чьих-то сентиментальных матерей.
Молодой физрук тоже был тут. Стоял у колонок, что-то объясняя звукарю.
– Все, пора, – прошептала Катюха и вдруг шлепнула меня по заднице.
– Вперед и от бедра!
Мы распахнули дверь, и все (кроме физрука) обернулись на их протяжный скрип. Гомон голосов и всхлипы тут же стихли. Физрук повернулся последним.
Наши взгляды встретились.
Моя улыбка вышла скорее смущенной, чем уверенной. По его взгляду было сложно что-то прочесть.
Как ему? Понравилось? Он удивлен? Восхищен?
Но вот его лицо изменилось. Сначала покраснело, затем побагровело, как
