выход спасения для тоби… Иди и будь с нею.
Гусарь вдруг рассмеялся и, затоптав папиросу, тряхнул головой:
– Главное, не будь тюхой, Червонный Валет! Пиковые дамы простофиль не жалуют! Ты же звезда, Леха! У тебя поклонников – во-о! – Он чиркнул себя пальцем выше бровей. – Если она просечет, кто ты, будь уверен, крепче смолы прилипнет… Що ты зардел, як гарбуз?
– А что, заметно?
– Да у мэни глаза землей не засыпаны… вижу, як ты в лице поменивси. Помни, ты артист! Мы же тоже, Лексий, борщ лаптем не хлебаем… Благородные люди!
– Это мы-то «благородные», сукин ты сын! – Кречетов светло рассмеялся. – Нашел, что сказать: артисты, и – благородные… Бог ведает, где еще хоронить нас будут! Быть может, за городским кладбищем.
– А нехай туда волочуть! Зато нам там тесно не будэ!
– Полно ерунду собирать. – Алексей одернул форменный синий сюртук. – Так ты со мной? Ну, тогда дуй отсюда.
– Ладно, исчезаю. – Сашка весело и легко подпрыгнул на месте, щелкнув в воздухе каблук о каблук. – Прошвырнусь по Сергиевской, чем я хуже тебя? Авось, тоже любовь сыщу.
– Вот и исчезай.
Кречетов зашагал по бульвару, но вдруг, не зная зачем, обернулся. Гусарь продолжал стоять на том же месте, держа в руках снятую фуражку, и улыбался ему.
Высокое майское солнце ласкало своим теплом крыши домов, зеленую юную дымку листвы, и в этой палитре волосы Сашки, пронизанные солнечными лучами, светились каким-то чудным серебряно-золотым ореолом весны.
– Ты еще здесь, не ушел? – Алексей шутливо погрозил кулаком.
– Теперь ушел! – Гусарь махнул на удачу рукой и в следующий миг смешался с цветастой чередой отдыхающих.
* * *
Вид, открывавшийся с Барыкинской галереи на Волгу, был великолепен, зачаровывал сердце своей необъятностью и неторопливой вольностью, которая так дорога, так мила русской душе. Перед взором во всем величии простора и шири раскинулась могучая река, несущая на зеркальной груди без счету разномастных судов, пароходов и бездну снующих лодок. Одухотворенные паром иль парусами суда тянулись по водной глади, бороздя ее во всех направлениях.
– Экая красотища-а! Аж в груди жжет!
– Да, ишь как матушка по весне разбоярилась… Эт, милейший, вам целое море! Вы гляньте, гляньте… То-то и оно… Напрасно глаз трудите. В это времечко у Волги берегов нет. А какие тут, батенька, при луне картины для созерцания берутся! Жаль, уезжаем нынче, уж не увидим…А вы скажете тоже, Яков Антонович… Какой к бесу Неаполь! Право, нашли, с чем сравнить, ей-Богу, ревниво-с! Наши картины куда как лучше итальянских. Вы только вообразите… сей пейзаж, утопающий в серебристом свете луны, это ж какое-с зрелище глазу! Поэзия!
– Возможно, Иван Порфирьевич, под влиянием этой картины здесь развернулась чувством чья-то душа. Вот тут, как пить дать, дрогнуло симпатией не одно сердце… Эх, судьба – вечная загадка…
Алексей неторопливо прошел мимо задушевно судачивших
