style="font-size:15px;"> Седон – Ты голоден?
Краулин – Нет.
Седон – Ладно, не опасайся – не отравлю тебя. Буфет закрыли как пережиток – даже колбаса в нем была советская. Но чай и бутерброды раздобыть возможно.
Краулин – Спасибо. Ты принимаешь как хозяин.
Седон – Что плохого?
Краулин – Твой особняк, что ли? В полном владении? Чудеса переходного периода. Раньше начальником отдела был Евгений Мицкис. Работник на хорошем счету, сознательный коммунист. И отец его, и тетка – старые проверенные кадры. Отец даже генерал. Казалось бы, идейные позиции незыблемы. Рубежи несокрушимы. Но вот капитальная встряска в стране – и нет страны. Я слышал, что коммунист Мицкис стал первым укалаевским капиталистом.
Седон – К чему это? Твои упражнения в остроумии?
Краулин – Прости, конечно, первый – ты. Наследственный владелец. Зданий, заводов, дорог, пароходов. Боже, забытые детские стишки – они исполнились.
Седон – Как же ты меня ненавидишь? Да, Юра?
Краулин – Давай откровенно. Как на духу. За что мне тебя любить? За одну только дочь ты мне врагом сделался.
Седон – Это я понимаю. И я бы понял, если бы ты на меня с кулаками попер. Измордовал, даже покалечил. Ты же мужик здоровый. В молодости тяжелой атлетикой увлекался – штангу тягал. Но ты меня не убил. Ты по-другому расквитался…
Краулин – За твою действительную вину.
Седон – Я заплатил! Многократно заплатил. Ты же меня в дерьме утопил по самую макушку – ни в одной бане не отмоешься. Обвинения в моральном разложении – всего ожидал от тебя, но не такой подлости… Будто собаку вышвырнули, гнездо наше семейное в Укалаеве разорили. В сорок лет лишиться нажитого – легко?!
Краулин – Не преувеличивай. Парочку неприятных моментов ты испытал – не спорю. Но ты же не терпел муки мученические. Жил в Москве, ездил по заграницам. Горя не знал. Еще как посмотреть – если бы не твоя отставка, получилась бы у тебя жизнь эдакая веселая, довольная…
Седон – Веселая?! Я тебя об этом просил?!
Краулин – А я просил семнадцатилетнюю девчонку взрослой жизни учить?! Чего тебе загорелось именно с ней? У вас в Укалаеве рассадник девок – ты же их в баню таскал!
Седон – И ты не брезговал! Это потом на собрании стал моральный кодекс строителей коммунизма декламировать. Да, я подло поступил, ну а ты?
Краулин – Ох, подеремся с тобой. Изнутри закипает… Годы прошли, а малейшей искры достаточно для пожара… Если честно, не за этим я ехал.
Седон – Да… Я тоже мечтал заехать тебе в зубы, несмотря на твои свинцовые кулачищи… Ух, как мечтал!
Краулин – Зубы у меня крепкие. Конечно, не твои белоснежные, волчьи…
Седон – Чего? Сказанул – волчьи…
Краулин – Ты же волчара матерый. Нагнал мраку и провернул свои дела в Укалаеве. Ваську К�
