чрезвычайно великодушно с твоей стороны, если ты позвонишь тете Берне в Измир, она упала и ушибла ногу. За это я получу от нее кучу бонусных очков. Позвони ей после часа дня, но не намного позднее, потому что потом у нее время коктейлей: тогда это потеряет смысл. Мать заканчивала заявку на грант, которую собиралась лично отвезти в Верхний Вест-Сайд, чтобы успеть к сроку. У Анжелы во время коллоквиумов было особое расписание, которое подразумевало громоподобный будильник каждые двадцать минут. Она не ложилась до половины пятого, но даже после этого будильник продолжал включаться, а Анжела не просыпалась. Мне приснилось, что каждой «длительности звона» соответствует своя степень «пробуждения». У слова «пробуждение» в этом сне был какой-то свой смысл.
Непрерывно шел дождь, причем на ветру струи летели горизонтально. Зонтик стал вещью с карикатуры. Библиотеки стали раздавать пластиковые пакеты с надписью «МОКРАЯ КНИГА – НЕ МЕРТВАЯ КНИГА». Считалось, что эти пакеты убедят тебя не выбрасывать промокшие книжки.
Во всем Париже лишь один наборщик умел расшифровать правки Бальзака на гранках.
Я написала работу о турецком суффиксе – miş. Из книги по сравнительной лингвистике я узнала, что образуемое им глагольное время называется «неочевидным», или «субъективным», и что подобные структуры существуют еще в эстонском и тибетском языках. Турецкое неочевидное время, – прочла я, – используется в различных формах, связанных с устной передачей текста или слухов: в сказках, в эпосе, в анекдотах – и в сплетнях. Я про себя подтвердила, что так оно и есть, но никогда сознательно не группировала эти формы в одну категорию и не пыталась выделить их общие черты. Выделить эти общие черты – дело весьма нелегкое, несмотря на то, что следовать самому правилу довольно несложно.
Одна из самых распространенных ситуаций, где употребляется турецкое неочевидное время, – говорилось в книге, – это общение с детьми. И это тоже я хорошо помню: «Что, по-твоему, случилось с куклой?» Неочевидное время позволяет говорящему исходить из того, что ребенок живет среди чудес и неведения, в состоянии, где каждая частица знания – это, в сущности, слухи.
Кое-что в – miş мне нравилось: в нем заложена своего рода встроенная неразбериха, он автоматически подразумевает забавное. Но в то же время он – проклятие, ты обречен осознавать, что всё, сказанное тобой, потенциально посягает на чужой опыт, что в твою субъективность вставлена бомба-ловушка и из-за нее твоя правда будет противоречить правде других. Этот суффикс компрометирует и трансформирует всё, что бы ты ни сказал. Какое глагольное время ни используй, он его изменит. И от этого никуда не деться. В жизни невозможно излагать исключительно факты о своих прямых наблюдениях – хоть по-турецки, хоть на любом другом языке. Ты вынужден прибегать к – miş уже в силу своей человеческой природы, в силу того, что ты существуешь во взаимосвязи с другими людьми.
На День благодарения я ездила к отцу в Нью-Орлеан.
