он.
Дальше мы стояли молча.
– Иван, – сказала Ирина. – Ты ничего не хочешь рассказать Нине?
– Ну, – произнес он. Посмотрел на пол, потом – на меня. На лбу появились морщины. – У меня есть жена, – произнес он. – И это – не ты.
Я знала, что эта сцена – понарошку, что она – всего лишь текст. Но внутри у меня всё опустилось, дыхание перехватило, а в груди поднялась волна тошноты. Я поняла, что надеялась услышать слова оправдания: может, он шпион или он скрывается от обвинений в преступлении, которого не совершал. Надеялась услышать, что его брак – фиктивный.
Ничего на самом деле не случилось, – уговаривала я себя. Даже в самом рассказе Нина всё время знает, что Иван женат. Это не новость. Ничего не изменилось.
Но даже в конце занятия я еще немного злилась на Ивана – так в реальной жизни сердишься на человека, который сказал тебе что-то дурное во сне. Вопреки обыкновению, я не стала спускаться с ним по лестнице, а пошла к лифту.
На каникулы я ездила домой в Нью-Джерси. В целом там всё осталось по-прежнему, но кое-что слегка изменилось. Гипсовый ослик сестер Оливери так и стоял под ивой на подъездной дорожке, но стал капельку меньше. Внутри дома царила невообразимая чистота, как на месте преступления. Мать наняла уборщицу. В кухонном шкафу оказался рис басмати, которого там отродясь не бывало. Мать сказала, что после моего отъезда счет за воду сократился на 80 процентов.
На ужин мать пригласила коллег. Для приглашения был какой-то повод. Меню она составила по самой популярной поваренной книге. Мне досталось готовить десерт – малиновый пирог из светлого «ангельского» бисквита с малиново-миндальным соусом. Мне никогда прежде не доводилось готовить «ангельский» бисквит, и я пришла в восторг, когда тесто начало подниматься, но я открыла духовку слишком рано, и поэтому в центре пирога оно осело, подобно гибнущей цивилизации.
Коллеги матери оказались карикатурно-жуткими. Было трудно поверить, что это гематологи: сама мысль о том, что они, по идее, должны улучшать состояние больных, представлялась комичной.
– Пройдет пятнадцать лет, и на отделении останутся лишь унылые лица, – заявила завотделением с галстуком-бабочкой на шее.
Я расхохоталась. Все посмотрели на меня.
– Я просто не ожидала услышать это от вас, – объяснила я. Мать принесла пирог, который к этому моменту сделался совсем плоским.
– Вижу, вы нам приготовили лепешку. Это намек? – спросила одна из гематологов. Материн бойфренд Стив сказал, что это – пирог «Падший ангел». Мы ели его с малиновым соусом. Если представлять, что ешь блин, то очень даже ничего.
Потом мы с матерью смотрели «Звуки музыки». Из-за рекламы он шел больше четырех часов. Мать подпевала Джули Эндрюс: «Ребенком сделала, наверно, я добро». Она сказала, что, скорее всего, тоже сделала добро, но когда ребенком была я, поскольку из меня вышел толк.
А мое внимание привлекла песня монашек: «Решишь ли ты проблему
