потому, что рука была холодной. Рука холодная, а вина – безмерная! Упустить такого подлещика!
Брезгливым движением плеч Марат сбросил руку друга.
– Отвали!
Тишина. Вербицкий намеренно не оборачивался. Пусть, падла, прочувствует всю глубину своего падения. Где-то вдали послышался протяжный гудок и дробный стук колес поезда. Этот стук должен был затихнуть, постепенно растаять в плотном, горячем воздухе летнего дня. Вместо этого нарастал. Заглушал плеск волн о песчаный берег. Пение птиц и голоса рыбаков, начавших оккупировать берег. Тревога, которую Вербицкий почувствовал в самом начале, нарастала. Скачкообразно. Становилась паникой. Удары колес о рельсы сделались невыносимо громкими. Больно били по барабанным перепонкам. Марат закрыл уши ладонями.
– Прекратите!!!
Выкрикнув свое требование в пустоту, Вербицкий обернулся к другу. Днепр изменился. Вода перестала напоминать расплавленное золото. Она была темной, почти черной и настолько тяжелой, что гасила любые волны. Но не это было самым страшным. Насколько хватало взгляда, из реки торчали памятники. Самых разных форм и размеров. От выбитых в граните имен, фамилий, дат и стихотворных эпитафий у Марата зарябило в глазах. Ближайший памятник – громадина из черного гранита возвышался у самого берега. Точно на том месте, где совсем недавно стоял Павлик. Теперь он смотрел на друга с гладкой, отполированной до блеска поверхности мрамора. В неподвижных глазах Павлика навсегда застыл немой укор.
Марат попятился. Ноги его запутались в брошенной леске. Стараясь не смотреть на кошмарное водное кладбище, он пытался выбраться из ловушки. Стук колес поезда резко оборвался. В наступившей тишине послышался другой звук. Шуршание песка и пощелкивание. Вербицкий поднял глаза. Подлещик, бегство которого он не мог простить другу, вернулся. Тоже мертвым. Часть чешуи рыбина потеряла. Из этих пролысин торчало белое мясо. Круглые глаза неестественно выпучились, а пасть беспрерывно открывалась и закрывалась. Отсюда и пощелкивание. Отталкиваясь плавниками и хвостом, рыбий монстр полз к Марату. За ним песке оставался след, который тут же наполнялся водой. Там плавали чешуйки, вперемешку с кусочками мертвой плоти. Щелк! Ты попал, пацан. Щелк! Выбирай: мой укус или поезд. Щелк! И помни: первое значительно болезненнее, чем второе. Я укушу, так уж укушу. Не хуже гадюки, поверь мне, мальчик. Щелк! Думаешь, у нас подлещиков нет зубов? Ха. Полюбуйся-ка на это!
Рыба-мертвец разинула пасть. Марат увидел загнутые внутрь, острые, как рыболовные крючки зубы. Белое, бугристое нёбо. У живых рыб оно красное. Мясо белеет, когда рыба тухнет.
– Так ты сделал свой выбор? – подлещик подобрался к самым ногам Вербицкого и заговорил вслух. – Поезд скоро будет здесь. Я уже слышу, как грохочут колеса этой махины. Стук-перестук. Стук-перестук! Они раздавят тебя очень быстро. В лепешку. Боли почти не почувствуешь. Не веришь мне, спроси у другана. Кому-кому, а Павлухе прелести поезда знакомы не понаслышке. Его ведь,
