в каждом выступлении.
«Духи» наглели всё больше, снабжение армии становилось всё хуже. Всё чаще, чтобы заткнуть прорехи, нас бросали в мясорубку, несмотря на то что открытые боевые действия – не наш профиль. Но, честно говоря, мы не сопротивлялись. Уж очень было жалко пацанов. А мы всегда могли получить своё лекарство, не отходя с позиций. Правда, многие предпочитали таскать с собой ампулы и пакеты с кровью. Уж больно «духами» брезговали. Ведь они, как и положено настоящим бандитам, моются раз в году, а не пять раз в день, как по вере положено. И не боятся же гнева Аллаха! А вампир – тварь нежная, от грязи дохнет. Ну, может и не дохнет, но никому не охота лишний раз унитаз пугать.
События между тем стремительно набирали обороты. От той помойки, которая теперь лилась с экранов и газетных страниц, становилось просто тошно. Откуда только взялись эти журналисты-правдолюбцы со своими сенсационными разоблачениями? Ни один из них не вспоминал не только о том, что ещё несколько лет назад они, захлебываясь от восторга, славили Советский Союз и партию; они, похоже, начисто забыли, что именно благодаря этой самой власти, которую теперь с упоением топтали ногами, имели свои дипломы, позволяющие им работать.
Однажды, не выдержав, я высказал эти мысли майору. Он внимательно выслушал меня, задумчиво кивнул и негромко пояснил:
– Понимаешь, дело в том, что ни один из них в действительности не знает, что такое жить при царе или капитализме. Все привыкли к декретным отпускам, больничным, бесплатному лечению и образованию, возможности не зависеть от религиозных прихотей; они не знают, что такое эпидемии. А я хорошо помню, как вымирали от сифилиса целые деревни. Помню кашляющих кровью чахоточных и забитых насмерть детей и жён. Я видел эту грязь и боль, а через дорогу – бархатную улицу, на которую не смели ступить даже разночинцы. Да зачем так далеко ходить. Их бы сюда, в Афганистан. Только не в Кабул, а в любой кишлак, где бай – царь и бог, а мулла – бог и царь. Думаю, этих прелестей им хватило бы уже к вечеру.
– Тогда почему? Зачем?
– Очень просто! Часть из них очень хорошо оплачена. Но эти не так страшны. Продажных журналистов, писателей, художников видно сразу. Гораздо более опасными являются другие. Их очень мало, но они искренне верят в то, что семьдесят лет назад в империи был рай. Их вера заразительна именно потому, что искренняя.
– Кошмар какой-то! – я помолчал, а потом робко добавил: – Но ведь и авторитетные люди говорят о том же.
– И кого ты, конкретно, имеешь в виду?
– Ну, например, Солженицын.
– Ага! С такой фамилией только за правду бороться! – майор презрительно фыркнул. – Никогда не интересовался историей образования фамилий? А зря. Наверное, все его предки были очень правдивы…
Я не удержался и хихикнул, а потом спросил:
– А Ростропович?
– Этот? Типичный пример талантливого интеллигента, за которого вышла замуж амбициозная и талантливая стерва. Она сперва
