медленно прохаживаться по комнате. Мышцы его ног дрожали, и Бордингтону очень хотелось сесть, но нужно было действовать решительно. Скорее всего это единственная возможность для него остаться на свободе.
– Секунду! – проговорил он, останавливаясь. Его профессиональное чутье преподавателя заставило позабыть о напряженности ситуации. – Вы поняли содержание этой фразы? Не прочитаете ли еще раз?
Своим глухим голосом Сик пробормотал:
– «Прекрати! Я ведь сказал, что вы получили удар». – Устремив взгляд на текст, он нахмурил брови и покачал головой. – Нет, не понимаю, что это означает…
– «Прекрати» – это значит: перестань говорить, – пояснил Бордингтон, и его пальцы сомкнулись на дубинке. – «Вы получите удар» – означает неудачную игру. Теперь вы понимаете?
– Да.
– Тогда прошу вас, продолжайте.
Бордингтон продолжал расхаживать по комнате, как бы между делом оказавшись за спиной Сика. Мокрыми от пота пальцами он достал дубинку и посмотрел на плешивый череп врага.
Сик как раз читал выступление молодого Форсайта в зале заседаний. Внезапно он запнулся на полуслове, как будто бы почувствовав опасность. В тот момент, когда он начал поворачивать голову, Бордингтон нанес удар.
Туго набитая песком мешковина лопнула, и куски железа вместе с песком посыпались на ковер. Потеряв сознание, Сик уронил голову на грудь. Песок блестел на его лысине. Бордингтон с ужасом смотрел на дело своих рук. Потом тело наклонилось, и Сик соскользнул со стула на ковер.
Бордингтон выпустил из пальцев остатки мешка и неверными шагами устремился в спальню. Он вытащил из-под кровати чемодан, схватил черный плащ – похожие плащи в Праге носил почти каждый второй житель – и быстро вернулся в гостиную.
Сик лежал в прежнем положении. Охваченному паникой Бордингтону показалось, что тот мертв, но ужас гнал его вперед. Он покинул квартиру и начал торопливо спускаться по лестнице.
Достигнув площадки первого этажа, он услышал, что кто-то идет ему навстречу. Бордингтон остановился, но спрятаться было негде. Очень плохо, если кто-то из соседей увидит его выходящим из дома с чемоданом в руке, но избежать нежелательной встречи было уже невозможно. Дверь подъезда открылась – и перед ним предстала его собственная жена.
Эмилия, которой недавно исполнилось сорок лет, была маленькой полной женщиной. Ее обесцвеченные волосы были причесаны на манер птичьего гнезда, а голубые глаза, казалось, тонули в жире. Жалкое платье не могло скрыть ее располневшую фигуру. Она устремила взгляд на чемодан, потом на мужа, который в этот момент лихорадочно соображал, не лучше ли убить ее.
– Итак, ты уходишь, – сказала она по-чешски. – Почему у тебя такой испуганный вид? Не воображаешь ли ты, что меня трогает твой уход?
– Да, я ухожу, – дрожащим голосом ответил Бордингтон. – Прощай, Эми. Надеюсь, у тебя все будет благополучно… Только прошу тебя, не поднимайся сразу в квартиру.
