то же время в семье у их давних знакомых – Паревских, у невестки Софьи Артуровны, с которой мать Петра дружила еще в девичестве, в тот же день, четвертого февраля, тоже родилась девочка. Софья Артуровна, узнав, что Петр намеривается поехать в загс для регистрации дочки, попросила заодно зарегистрировать и ее внучку: имя – Людмила, они заранее утвердили на совете семьи.
«Вот незадача, – подумал Петр, – они с Марией тоже решили дочь назвать Людмилой». Но он ничего не сказал об этом Софье Артуровне, а только пообещал выполнить просьбу.
Уже в загсе он вдруг решил, что его дочь должна иметь другое имя, и оно должно быть особенным, таким, какого больше не встретишь ни у кого. И назвал дочь Мюдой в честь Международного юношеского дня. Его дочь родилась красивой девочкой. «Так пусть же она будет вечно молодой, пусть никогда, даже с годами не стареет и не блекнет ее красота», – решил он.
Время катилось, как всегда, с неимоверной быстротой, оставалось всего три дня до отъезда Петра для дальнейшего прохождения службы в Ленинградский военный округ: – месту его назначения.
Поздно вечером они с Марией возвращались от матери и отца. Слишком долго засиделись они за столом, всей семьей отмечали рождение дочки и внучки. На следующий день с вечерним поездом Петр должен был уехать в Ленинград. Он просил мать позаботиться о Марии и ребенке, пока он будет в отъезде.
– Как только удастся получить хоть какое-нибудь жилье, – сказал он, – сразу же приеду и заберу семью.
Мать обещала сделать все, как просил сын. Его жену и внучку она не оставит без присмотра.
Когда Петр с Марией стали собираться к себе, она, словно почувствовав материнским сердцем что-то неладное, сказала, обращаясь к сыну:
– Поздно уже, и на дворе вон какая темень. Может, заночуете у нас, а утром пойдете?
Но Петр отказался:
– Нет, мама, у вас так тесно, самим-то негде спать. Не тревожься за нас, потихоньку дойдем до дому, – и добавил, улыбаясь: – пройтись перед сном и подышать свежим воздухом полезно не только нам, но и ребенку, тем более что мы сегодня с дочкой так и не успели погулять, а детям свежий воздух необходим.
Он взял на руки дочку, закутанную в теплое ватное одеяло, перевязанное красивой алой лентой, попрощавшись и пожелав всем спокойной ночи, они с Марией вышли.
Не успели они завернуть за угол, как из темноты вывернули две подозрительные фигуры, одна высокая, а другая поменьше и направились прямо к ним.
– Эй, вояка, не одолжишь нам свою телку минут на двадцать-тридцать позабавиться? – произнес пьяным голосом долговязый, а тот, который был поменьше ростом, хихикнул.
Кровь прилила к голове Петра, он понял, что с этими отморозками придется разговаривать на кулаках. Он быстро передал ребенка испугавшейся Марии и тихо произнес:
– Ничего не бойся. Беги быстро, как только можешь, не оборачиваясь, назад, в дом, – и, сжав кулаки, приготовился к бою.
Коротышку он уложил сразу, кулак Петра пришелся ему под дышло, но верзила
