Марсель осекся, в уголках губ появилась жесткая и угрюмая складка.
– А у меня нет желания быть свободной, – сказала она.
Матье посмотрел на ее склоненный затылок и почувствовал себя неловко: когда он был с ней, у него всегда возникали угрызения совести, нелепые, неотвязные угрызения. Он подумал, что никогда не ставил себя на ее место: «Свобода, о которой я ей говорю, – это свобода здорового мужчины». Он положил руку ей на шею и нежно сжал пальцами эту уже приувядшую, тучную плоть.
– Ты чем-то раздосадована?
Она подняла к нему слегка смущенные глаза.
– Нет.
Они замолчали. Удовольствие Матье сосредоточилось в кончиках пальцев. Он медленно провел рукой вдоль ее спины, и Марсель опустила длинные темные ресницы. Он привлек ее к себе: в это мгновение он не желал ее, он скорее хотел почувствовать, что этот строптивый и мятежный дух тает, как сосулька на солнце. Марсель склонила голову на плечо Матье, и он увидел вблизи ее смуглую кожу, голубоватые шершавые подтеки у нее под глазами. Он подумал: «Боже мой! Она стареет». Но тут же поймал себя на мысли, что тоже немолод. Он несколько неуклюже наклонился над ней: ему хотелось забыть и себя, и ее. Но он давно уже не забывался, когда был с ней в постели. Матье поцеловал ее в губы; они у нее были красивые: праведные и строгие. Она тихо откинулась назад и легла на кровать с закрытыми глазами, неуклюжая, осунувшаяся; Матье встал, снял брюки и рубашку, сложил их в изножье кровати, потом лег рядом с Марсель; он видел, что ее глаза были открыты и неподвижны; скрестив руки под головой, она смотрела в потолок.
– Марсель, – позвал он.
Она не ответила; вид у нее был недобрый; затем она резко выпрямилась. Он снова сел на край кровати, смущаясь, чувствуя себя голым.
– Теперь-то, – твердо сказал он, – ты мне скажешь, что случилось.
– Ничего, – вяло отозвалась она.
– Нет, – возразил он с нежностью. – Тебя что-то беспокоит, Марсель! Разве мы не условились говорить друг другу все?
– Здесь ты ничем мне не поможешь. К тому же все это тебя раздосадует.
Он слегка погладил ее по волосам.
– И все же скажи.
– Ну хорошо. Так вот, это случилось.
– Что? Что случилось?
– Это самое.
Матье покривился.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Ты же знаешь, я никогда заранее не паникую: задержка уже два месяца.
– Черт! – вырвалось у Матье.
Он подумал: «Она должна была мне об этом сказать по крайней мере три недели назад». Ему захотелось куда-то деть руки: набить трубку, например, но трубка была в кармане пиджака, в шкафу. Он взял с ночного столика сигарету, но тут же положил ее на место.
– Ну вот. Теперь ты все знаешь, – сказала Марсель. – Что будем делать?
– Мы… мы… избавимся, разве нет?
– Хорошо. У меня есть нужный адрес, – сказала Марсель.
– Кто тебе его дал?
– Андре. Она сама там
