нельзя. Хотя днем разрешается лов частиковых пород ручными удочками.
– Удошникам разрешается. Они больше бутылки ловят в своих карманах! А перетяжками можно?
– Перетяжками запрещено. Ответственность по статье уголовного кодекса.
– Значит, уголовное дело. Из-за какого-нибудь копеечного пескаря за рублевую решетку? Готово у тебя, Григорий?
– Пожалуйста, все на столе.
Кривоцуп вынул из бокового кармана серебряные часы.
– Осмотр механизмов, заправку и смазку провели с тобой, Гришка, за пятьдесят минут. Какой агрегат выправили! А вот чайник из жести кипятили тридцать минут… Через полчаса придут сменщики, успеем до зорьки вздремнуть. Ну а зараз давай таранку. Как ее, Маруся, по газете – частик?
– Садись с нами вечерять. – Григорий взял Марусю за полный прохладный локоток, сказал шепотом: – Мы его уговорим.
Григорий был посвящен в цель ее приезда.
– Хорошо, девчина, что ты ночью ездишь газеты читать, – днем-то никто тебя и слушать не будет. Днем косить надо, – сказал Кривоцуп.
– Днем у агитатора другие методы, – с достоинством ответила Маруся.
– Методы? – Кривоцуп усмехнулся. – Бывало, на Кубани ни газет не знали, ни методов, а хлеба гатили – не управлялись греки-ссыпщики принимать и пароходами отправлять из Новороссийска. А теперь газеты, комбайны, агитаторы, методы, а хлеба…
– Выходит, – перебил его Григорий, – работать надо лучше.
– А мы плохо работаем?
– Ефим Максимович, – шутливо взмолился Григорий, – разрешите мне от такого контрика отодвинуться?..
– Отодвигайся хоть на пять саженей, все едино зараза. – Кривоцуп повернулся к Марусе: – У нашего соперника, случайно, не была на своем лисапеде? У Васьки?
– Заезжала… Я хотела с вами… – обрадованно начала лепетать Маруся.
Кривоцуп, не дослушав ее, выбрал таранку, понюхал жабры, покрытые солонцеватым налетом, помял в руках. Таранка затрещала под его крепкими зубами.
– Я знаю Василия, когда он в пионеры еще поступал, а зараз он со мной вступил в соревнование… Вот тебе и методы. Вступай, кто тебе не велит, раз такой прыткий, но не срами других. Он же меня осрамил…
– Не мог он вас осрамить, Ефим Максимович. Василий к вам хорошо относится, ценит вас, – горячо вступилась Маруся. – Не знаю, когда это могло быть.
– Про комбайны в Индии не знаешь, верю, а про это небось слышала! – Кривоцуп обратился к Григорию, которому, больше чем кому-либо, известны были все печали и радости старого комбайнера: – Помнишь? Я даю обязательство убрать тысячу сто га… а он…
– Вы же запас оставили, – осторожно напомнил Григорий.
– А как же! – запальчиво воскликнул Кривоцуп. – Какой же казак без запаса? Перекрою свою норму, мне почет! А что делает Васька? Пишет в районной газете, потом и в этой, краевой, – он пальцем ткнул в газету, – и дает свое слово. Какое? Убрать тысячу триста! И вызывает-то кого? Меня! На соревнование
