ирландский народ. Вместо этого знатные английские семьи и различные чиновники ассимилировались и также опустились до уровня варваров. Эта «неопределённость» усугубляется еще и тем, что «отсталые» испанцы также («rude and salvage»), имели частые «смешения» с ирландцами, что, по-видимому, не могло не повлиять на природу последних. У ирландцев нет собственной четкой этнической идентичности и дикость укоренена в самом их «тёмном» происхождении.
Еще одна группа недугов представлена обычаями ирландцев. Сам уклад их жизни характеризуется полным отсутствие «цивилизованности»: примитивные способы земледелия, еретическая религия, кровосмесительные браки, расточительство в отношении ресурсов и сам характер людей. Как настоящий гуманист Ириней возмущается их традицией откупа за убийство. Ирландцам свойственны лень, грязь, ложные представления о мире, склонность к жестокости, смешные называния земель, нестабильное в своей основе общество и разврат.
Когда основные изъяны и пороки ирландцев уже перечислены, Иринеем делается вывод о том, что ирландцы настолько «другие», что только новое завоевание может восстановить мир и гармонию на их земле. Не надо изменять законы или создавать новые, а нужно, чтобы ирландцы научились английскому образу жизни. Ириней считает необходимым искоренение ирландского языка, поэтому детей нужно обучать английскому прежде, чем они начнут говорить по-ирландски. Этот конфликт варварского и цивилизованного, который требует разрешения, «исцеления», колонизации.
В качестве отправного пункта он закладывает тезис о том, что проблема кроется вовсе не в природе закона самого по себе и даже не в законах ирландских, а в ущербности самого ирландского государства. Прежде всего оно само нуждается в реформах, так как ««тщетно устанавливать законы там, где никого не заботит их соблюдение, ни страх угрозы при их нарушении» («it is vayne to prescribe lawes, where no man careth for keepinge of them, nor feareth the daunger for breaking of them. But all the realme is first to be reformed, and lawes afterwards to be made for keepinge and contynuinge it in that reformed estate»[133]). Они выступают здесь не просто как «варвары», а как «недолюди». Для читателя, возможно, вопрос встает об их родовой принадлежности. «Людьми» англичан делает сознание греховности, правда, скорее не своей собственной или общечеловеческой, а присущей сугубо ирландской природе. Для Лютера сознанием являлось некоторое «неудовлетворенное бытие», которое провоцировало стремление к самосовершенствованию. У Спенсера эта установка будто бы выворачивается «наружу», «вовне», направляется не внутренний мир человека, а на соседнее государство, на заблудшего соседа, которому необходимо «помочь» и совершенствовать не себя, а именно его, подтверждая тем самым собственный, превосходящий заблудшего, статус. Той «цивилизованностью», приобщение к которой может исправить ирландский уклад жизни, обладают именно англичане («they [Irish Lords] should have bin reduced to perpetuall civillity and contayned in continuall duty […] so were this people at first well handled, and wisely brought to acknowledg allegiance to the King of England»[134]). Впечатление такого резкого и непреодолимого разрыва между англичанами и ирландцами, восприятие их как представителей совершенно чужих миров возникает в связи с тем, что Спенсер будто и вовсе не находит никакого
Spenser E. View of the present state of Ireland / CELT: Corpus of Electronic Texts: A project of University College, Cork, College Road, Cork, Ireland, 2003. URL: http://www.ucc.ie/celt/published/E500000-001/index.html (дата обращения: 25.12.2016)
Spenser E. View of the present state of Ireland / CELT: Corpus of Electronic Texts: A project of University College, Cork, College Road, Cork, Ireland, 2003. URL: http://www.ucc.ie/celt/published/E500000-001/index.html (дата обращения: 25.12.2016)
