подхватывай какую-нибудь баронессу Лихтенбергскую…
Чернов возразил серьезно:
– Рад бы так думать, да фашист своими налетами, бомбами да минами все думы из моей головы выколачивает…
– Эх, ребята! – с сожалением проговорил белокурый и голубоглазый Суздальцев. – Швыряет нас фашист, как ветер-завихряй – листья. Мотаемся мы по свету. Но это ничего, все перетерпим… Об одном я болею: все вынесу, на коленях всю землю исползаю, одолею голод, страх, невзгоды, мытарства… Только бы не вышибло меня из игры раньше срока, только бы не отстать от наступающих! Не пропустить зарю победы…
– Не ко времени такие праздные мысли заимел, – авторитетно заметил сержант Сычугов. – Они при нашем положении – лишний груз для головы. Балласт.
Чернов утешающе и с веселым сочувствием похлопал пулеметчика по спине.
– Протопают наступающие мимо твоей могилки, Сережа, прямо на Берлин, крикнут тебе: «Спасибо за победу, пулеметчик Суздальцев!» А ты уж и не услышишь… Рановато ты ввязался в драку, волос не останется к концу войны…
– Опять ты, Чернов, дурак, как по нотам! – неодобрительно одернул его Прокофий Чертыханов. – Солдат ты ничего, при большой нужде и за настоящего сойдешь, и сноровка с фашистом управляться налицо, а вот соображения в тебе, или, проще сказать, тактичности, – с воробьиный нос. Не больше. Ты о могилке сказал бы мне. Я бы тебе ответил: сперва я вобью осиновый кол в могилу Гитлеру, потом с победой вернусь домой, наживусь вдоволь, потом тебя, дружка любезного, черта носатого, провожу в царствие небесное, а потом уж и сам лягу, окруженный не меньше как полсотней внуков…
– Вот это стратегический план! – воскликнул сержант Сычугов. – Пятилеток на двадцать рассчитан. Ну, перспектива!..
– Вот вам и перспектива! – На круглом, кирпичного цвета лице Чертыханова сияла плутовская ухмылка, неуклюжие пальцы ловко сворачивали из газетной бумаги громадную цигарку. – А ты – могилка!.. – не отставал он от Чернова. – Суздальцев – поэт. Ему без мечты нельзя. Он мечтает о победе, как о самой что ни на есть раскрасавице. И пускай мечтает, пускай надеется, пускай верит. Кто верит, тот и поженится, как по нотам…
– Суздальцев о красавице мечтает, а женится на ней другой. Вот это наверняка будет, как по нотам… – Чернов подполз к Чертыханову, прошептал, указывая на меня глазами: – Разузнай-ка у лейтенанта, в какую сторону мы лыжи навострим…
Чертыханов строго выпрямился и осуждающе покачал головой:
– Очень у тебя длинный нос, Чернов, вот и суешь ты его куда надо и куда не надо! Поубавить бы его не мешало…
Ребята рассмеялись. Чернов отодвинулся обиженный, проворчал с прозрением:
– Эх, кирпич ты несуразный! Ступа неповоротливая! Жмот!..
– А ты разбежался: сейчас я тебе все тайны выложу, нанизывай на свой длинный нос.
Чертыханов умолк: по дороге шла такая же, как наша, группа человек в пятьдесят, организованно, сбитно, – тоже, должно быть, остатки роты… Командир,
