вперемежку Платон и Бель, Диоген и Аристотель, святой Бернар и Рабле, решения Латеранского собора и труды индийских философов, Ламарк, Гоббс и другие. Он на всю жизнь сохранит вкус к перечислению имен людей выдающихся.
Он предполагал написать «Трактат о бессмертии души», хотя сам в это бессмертие не верил: «Увядание душевных сил доказывает, что и душа подчиняется законам, управляющим жизнью тела: она рождается, растет, умирает… Нет никакого сомнения в том, что память слабеет, что сила духа, мужество покидают человека, хотя он еще продолжает существовать».
Короче говоря, это был бы скорее трактат, отрицающий бессмертие души. «Мы еще не убеждены в существовании души. Как можно утверждать ее бессмертие, если даже не установлено, что она существует?.. У нас нет иного бессмертия, кроме памяти, которую мы оставляем после себя, да и то при условии, что мир вечен». К тому же наш теолог, обитавший в мансарде, обнаружил, что догмат о бессмертии души был утвержден Латеранским собором: «Положение это заимствовано нами не у Христа, а у Платона».
Самое важное состоит не в философских взглядах молодого Бальзака, которые к тому же менялись, а в том, что он испытывал потребность в собственной философской доктрине. Он «не допускал, чтобы выдающийся талант мог обойтись без глубокого знания философии… Он был занят тем, что усваивал богатое наследие философии древних и новых времен»[30]. Позднее, диктуя близкому другу предисловие[31], в котором много автобиографического, он вспомнит о том времени, когда «господин де Бальзак, ютившийся на чердаке неподалеку от библиотеки Арсенала, работал без отдыха, сравнивая, исследуя, резюмируя произведения философов и медиков древности, Средних веков и двух последующих столетий, посвященные мозгу и мышлению человека. Подобная склонность ума говорила об определенном предрасположении». Слова эти не были бахвальством, мы находим многочисленные следы его огромного труда: философская основа романов Бальзака была разработана им до того, как он приступил к их созданию. В ту пору, когда он жил на чердаке, он заложил фундамент, на котором позднее воздвиг свое монументальное творение.
Для того чтобы получить нужные для его духовных поисков книги, Оноре обращался к кому только мог. У дядюшки Даблена он просит Библию на латинском языке с французским переводом, у Лоры – Тацита из отцовской библиотеки.
«Лора, моя дорогая, моя любимая Лора, неужели никак нельзя утянуть Тацита („утянуть“ на семейном языке означало „украсть“, „утащить“)? У кого же все-таки ключ? Неужели папа никогда не выходит из комнаты?»
В ожидании Тацита он читал произведения других писателей древности. Вот что он писал Теодору Даблену:
«Я обдумывал обвинительную речь в духе тирад Цицерона против Катилины, – речь, направленную против вас, дядюшка. Как? Целый месяц прошел, а вы ни разу не заглянули на улицу Ледигьер почердачничать со мною!»
Увы!
…диктуя близкому другу предисловие… – Имеется в виду Феликс Давен (1807–1836) – французский романист, поэт и журналист, по просьбе Бальзака написавший предисловие к «Философским этюдам» (1834) и к «Этюдам о нравах» (1835).
