письмах, в глубоких и метких замечаниях о характере госпожи Бальзак, в постоянной готовности перейти на диалог проницательный наблюдатель мог бы предугадать будущего романиста, расправляющего крылья.
Лоранс не терпелось выйти замуж. В семье к ней были несправедливы. Ранняя зрелость, остроумие, здравый смысл Лоры – все это затмевало младшую сестру. Между тем и ей были свойственны, пишет Мадлен Фаржо, «такие блестки остроумия и такая верность суждений, что, будь она единственной дочерью, мать могла бы ею гордиться». Письма девушки были «полны прелести, свежести и непосредственности». Она отваживалась дерзко нападать на доктора Наккара, чья особа была священна в глазах семьи.
«Ваш хваленый господин Наккар выражается весьма выспренне, хохочет весьма громко, напускает на себя весьма важный вид, держится о себе весьма высокого мнения; человек он весьма обязательный, но малоталантливый и, по-моему, такой же врач, как и все другие; о больном он не слишком тревожится: исчерпав все свое красноречие, посылает вас в деревню подышать свежим воздухом или же рекомендует путешествие, что, в общем-то, одно и то же».
После отъезда Лоры Лоранс могла больше рассчитывать на успех.
Бальзак – Лоре Сюрвиль, июль 1821 года
«…Кроме того, тебе надлежит знать, что наша Лоранс – просто прелесть, такие изящные пальцы и руки не часто увидишь, к тому же у нее ослепительной белизны кожа и восхитительная грудь; когда с ней тесно общаешься, видишь, что она очень умна, и это ум природный, которому еще предстоит развиться. Особенно хороши у нее глаза, а то, что лицо чересчур бледное, это как раз и нравится многим мужчинам. Не сомневаюсь, что замужество пойдет ей на пользу».
Однако Бернар-Франсуа не дал дочери времени ни расцвести, ни сделать собственный выбор. 19 июля 1821 года он писал Лоре, что свадьба Лоранс – «дело решенное». Жениха отец выбрал по своему вкусу. Он именовался Арман-Дезире де Сен-Пьер де Монзэгль. Двойная дворянская частица – двойной источник гордости. Монзэгль действительно принадлежал к дворянскому роду, хотя и не очень древнему; его предки некогда владели в Вильпаризи замком и несколькими фермами. Правда, ни фермы, ни замок Монзэглям больше не принадлежали. Однако Бернар-Франсуа Бальзак был знаком с отцом молодого человека – они встречались сперва в Королевском совете, а затем в Интендантском ведомстве. К тому же оба были франкмасоны; все это казалось ему достаточной гарантией. Жениху было тридцать три года, он служил в Париже в управлении по взиманию городских пошлин. «Чего желать лучшего? Не принца же, в самом деле, дожидаться?»
Слов нет, прошлое суженого внушало некоторые опасения: «Он настоящее дитя Парижа и немало проказничал, хотя ничего позорящего не совершил». Да, он вел рассеянный образ жизни, как и подобает молодому человеку, а теперь ему самое время остепениться и стать хорошим мужем. Он, кажется, задира? «Безусловно, – говорила госпожа Бальзак, – и происходит это потому, что он превосходно владеет шпагой, метко стреляет. Вот его недостатки. Дай-то бог, чтобы не обнаружилось других». Оноре, которого раздражала самоуверенность будущего зятя, прозванного им Трубадуром, с иронией описывал его:
