начала отбросить весь понятийный инструментарий, имплицитно заложенный в представлениях о душе или иной аналогичной субстанции. Будем поэтому осторожны; разберемся поначалу в том, что такое мысли – ведь трудно не свести мысль к чему-то такому, что получает ясный смысл при условии, что мы умеем его прочесть.
Особенностью бессознательного является то, что оно свидетельствует о знании – более того, о желании высказаться, о желании признания. Ведь каждый из этих симптомов представляет собой попытку что-то сказать – но кому? Поначалу очевидным представляется, что сновидение не адресовано никому, но это неверно, так как аналитический опыт ясно свидетельствует о том, что в начале анализа возникают сновидения, обращенные непосредственно к аналитику. Их исключительная ценность состоит в том, что они равнозначны первой адресованной аналитику речи. Возникает, таким образом, нечто такое, что стремится высказаться в этом плане.
Я хочу, таким образом, обратить внимание на то, что, внутри ситуации, где аналитический опыт уходит в лабиринты языковой ткани, означает «быть структурированным как язык». Отсюда следует, что различением между означающим и означаемым следует определенным образом пользоваться и что это позволяет лучше уловить некоторые из регистров, о которых я пытаюсь вам дать какое-то представление.
То, что аналитический опыт имеет по сути своей лингвистическую природу, это непреложный факт.
Способ, которым я обращаюсь с терминами Соссюра – принадлежащими, кстати сказать, отнюдь не Соссюру: нужду логики в терминах signans и signatum впервые почувствовали еще стоики – дает возможность показать, что в языке имеется материально ощутимый инструментарий, без которого он обойтись не может, то есть что артикуляция языка в комбинациях элементов, чья природа сводится к различию в чистом виде, является единственным определением, которое можно дать тому, что мы называем знаком. Знак полагает себя как то, что отлично от всего остального, и фонематический инструментарий в этом отношении показателен. Ясно, однако, что одного этого еще не достаточно.
Не менее важно обратить внимание на значение инструментария грамматического. Нужно ли напоминать вам, что давая определения таким терминам, как Verdrängung (вытеснение), Verneinung (то есть использование отрицания, запирательство), Verwerfung (исключение, то есть тот факт, нечто такое, чему в структуре языка безусловно имеется место, даже не артикулируется в нем), артикулируя их, Фрейд дает нам ключ к определенному типу грамматики. Важно лишь понять, действительно ли перед нами полноценная грамматика.
Именно это и пытаюсь я с помощью ряда несложных приемов выстроить – нечто такое, чем они, лингвисты, должны были бы воспользоваться. Я хочу сказать, таким образом, что совершенно не чувствую себя от лингвиста зависимым. С тем, что лингвист предоставляет мне, я делаю то, что мне заблагорассудится – то, одним словом, что может послужить мне на пользу. Так, в отношении означаемого
