никто не мог догнать, крепконогая, круглолицая, почти на голову выше меня и на год старше, в ситцевом платье до коленок, под которым как будто уже начали округляться бёдра. Тайнопись пола. Я уставился на Лиду глазами сверстника и взрослого одновременно. То была зашифрованная в двенадцатилетнем подростке красота женщины.
«Не узнаёшь? – спросила она. – А я тебя сразу узнала».
Не только узнала, но, как и я её, назвала меня по имени. Я молчал, не сводя от неё глаз. Мне нужно было время, чтобы окончательно ощутить себя одним из тех, кем были все мы, наш двор, – полудетское наше отечество. Обоих, меня и Лидку, дразнили женихом и невестой.
«Помнишь?» – спросил я.
Она возразила, подбоченившись:
«Я знала, что ты приедешь».
Я пролепетал:
«Знала… откуда?..»
«От верблюда. Зачем?»
«Что зачем?»
«Зачем приехал».
«Сам не знаю, – сказал я. – За тобой».
«За мной?»
«Чтобы ты со мной поехала».
Ответ неожиданный для меня самого.
«Куда это?» – надменно спросила Лидия.
Ещё несколько минут прошло в обоюдном молчании…
«Хочешь, – продолжал я, – поедем со мной?»
«Я ещё не… – не женщина», – возразила она, вероятно, решив (или догадавшись), что я хочу на ней жениться, – и провела руками от груди до бёдер.
Я ждал (если это был я). Она облила меня презрительным взором. Прошлась, танцуя, мимо меня, по двору, ставшему таким нешироким. Она была права. Я понял, насколько Лида стала меня старше. Она успела усвоить чисто женское умение сделать партнёра зеркалом, в котором сама смотрелась. Я заметил – ибо зеркало всё видит, – что она поигрывает на ходу бёдрами. Прогуливаясь, напевала:
«Тили-тили тесто, жених и невеста…»
Я решился.
«Последний раз предлагаю. Поедешь со мной?» – и повернулся к выходу.
«Ты куда?»
Я возразил, что мне надо закончить рассказ. А времени остаётся немного.
«Ты пишешь рассказы?»
«Пишу. Разные… Вот, например, этот».
«Понимаю. Тебе пора в аэропорт, – проговорила она задумчиво, видимо, не зная, что воздушного сообщения ещё не существует. – Постой, – сказала она, – нам надо попрощаться. Хочешь меня поцеловать?»
«Ты не умеешь целоваться», – сказала Лида, когда губы наши расстались. – И сюда, – и отколупнула пуговки платья на груди.
Целуя Лиду, я нашёл маленький плоский сосок. Она вырвалась. Сновидец знал, что он её не догонит.
Считается (некоторые ещё разделяют эту точку зрения), что писателю необходимо жить среди своего народа, в стихии родного языка.
У меня нет собственного мнения на этот счёт.
Двенадцать
Марк Харитонов, ближайший друг, многолетний
