к стране». За время долгого процесса поправок и прохождения реформы Дизраэли дверь Ротшильдов оставалась открытой для политиков всех оттенков: Шарлотта охотно читала Джона Стюарта Милля, который дошел до того, что защищал избирательное право для женщин, подавала чай Гладстонам и ужинала с четой Дизраэли. Лайонел, как положено, посещал дебаты и участвовал в голосовании, часто совещаясь с «нашим другом» Дизраэли, но иронически удивляясь, «когда те же члены парламента, которые в прошлом году голосовали против той или иной поправки, в этом году голосовали за и чувствовали себя превосходно».
Основой для двоякого отношения Ротшильдов к политическим деятелям оставалась, как и прежде, внешняя политика. Подкрепляясь безупречными политическими сведениями со стороны Парижского дома, они имели возможность привлечь внимание любого правительства, как либерального, так и консервативного. Соглашаясь с целью Джеймса – не допустить агрессии со стороны Наполеона III, которая могла привести к всеобщей войне, – они в целом стремились соответственно формировать политику Великобритании (зато примечательно, сколь мало члены британской ветви семьи беспокоились о Пруссии). Однако в тот период английские Ротшильды стали меньше интересоваться делами континентальной Европы. Ансельм, несомненно, преувеличивал, но его анализ от марта 1866 г. многое говорит о письмах, которые он получал из Нью-Корта: «Не заблуждайся; политическое влияние Англии на континентальные дела можно считать нулевым; того, кто постоянно держит меч в ножнах или не выводит военные суда из мирных портов… не боятся. Во всяком случае, ясно, что избирательная реформа и бычья эпидемия ближе сердцу Джона Буля, чем герцогства [Шлезвиг и Гольштейн]».
Меткое замечание попало в цель: несомненно, в 1866 г. Майер куда больше беспокоился о чуме рогатого скота, косившей его стада в Ментморе, чем об объединении Германии. Драматические события – банкротство «Оверенд, Герни и Ко» (10 мая), падение правительства Рассела (26 июня), беспорядки в Лондоне из-за избирательной реформы (23 июля) – отвлекали внимание британцев от событий на континенте. Какие бы сомнения Лайонел ни испытывал относительно Бисмарка, он вовсе не хотел, чтобы Великобритания вмешивалась в континентальные дела; и даже если бы у него появилось такое желание, едва ли ему удалось бы преодолеть изоляционизм нескольких министров иностранных дел подряд. Пока превалировали взгляды Гладстона на фискальную нравственность, британские бюджеты были сбалансированы так, что, даже когда расходы на оборону возрастали, их финансировали из поступлений от налогов, а не займов: правительство сталкивалось с дефицитом всего четыре года между 1858 и 1874 гг., причем в каждом случае дефицит был крошечный. В дальней перспективе стремились к тому, чтобы полностью выплатить государственный долг, а не наращивать его: с 1858 по 1900 г. он снизился с 809 до 569 млн ф. ст. (возможно, это самое осязаемое достижение Гладстона). Правительству, которое не занимало деньги,
