Многие не осознавали того, что если они сядут нормально и будут тихо говорить, то эффект будет точно таким же, и никто кроме меня не знал точно, в чем природа этого странного акустического феномена. Дерджи сидели или стояли по всей окружности галереи, их никому не было видно, и именно благодаря их присутствию звук шел этими причудливыми путями.
Я сделала глубокий вдох:
– Ты сказал, теперь налево?
Кэллум улыбнулся мне, и я моментально забыла обо всем, кроме него.
– Да, налево. Она уже там. Обещаю, все будет хорошо.
– Ну если ты так говоришь, – буркнула я, бесцельно вертя в руке микрофон телефонной гарнитуры.
– А вот и ты. Подойди и познакомься с Алекс.
Его голос был раздражающе ласков, и потому я внимательно пригляделась к приближающейся к нам фигуре. Она была более прозрачна, чем Кэллум, и я не могла видеть ее так ясно, как видела его, но могу поручиться, что она была полностью укутана в длинный плащ, а ее лицо закрывал капюшон. Я села на свободное место и вынула зеркало, так что Оливия оказалась полностью в фокусе. Тем временем из тяжелых складок ее одеяния показались маленькие изящные руки и нерешительно потянулись к капюшону.
– Все хорошо, правда, – приободрил ее Кэллум.
Руки отбросили капюшон назад, я увидела ее голову и не смогла не открыть от изумления рот: фигура передо мной была изысканной и стройной, у нее были каштановые волосы до подбородка и карие глаза, мягко поблескивающие в тусклом свете. Она была очень, очень молоденькой – лет двенадцати или тринадцати, решила я. У меня перехватило дыхание при мысли, что этот ребенок обитает в безжалостном мире дерджей. Она выглядела испуганной, но изо всех сил храбрилась.
– Привет. Ты, должно быть, Оливия.
Я почувствовала, что Кэллум прошептал мне на ухо:
– Она чувствует себя ужасно из-за того, что ты думала, будто она моя девушка, – спасибо Кэтрин. И боится, что ты возненавидишь ее.
Я посмотрела во встревоженные глаза стоящего передо мной ребенка и полностью осознала свою неправоту.
– Я куда-нибудь отойду, чтобы вы могли поговорить, – продолжил он, и кисть у меня снова закололо. Я видела в зеркале, как Кэллум легонько обнял Оливию, а затем подтолкнул ее ко мне. Она с опаской опустилась на место рядом со мной и, страшно краснея, протянула мне руку. Ее амулет на хрупкой руке казался большим и тяжелым. Я придвинула к ней свою руку, так что два амулета соприкоснулись. Покалывание, которое я при этом почувствовала, было иным, чем то, что исходило от Кэллума, – гораздо более легким.
– Здравствуй, – снова сказала я. – Рада видеть тебя.
Оливия казалась почти парализованной от страха, и в самом низу зеркала ее руки постоянно двигались: она то сцепляла, то расцепляла пальцы. Это напомнило мне о печальных, повторяющихся движениях животных в клетках.
– Ты ничего не должна говорить, если не намереваешься делать это, – пробормотала она так тихо,
