идеи, которым предстояло в будущем опрокинуть все здание абсолютной монархии. Это сознавал весь мир, в особенности же классы, стремившиеся к эмансипации.
Ввиду этого французская культура настолько превосходила не только немецкую культуру, но и культуру многих других стран, что подняться на такую идеальную высоту было равносильно значительному прогрессу, равносильно освобождению от собственной отсталости. Этим в достаточной мере оправдывается французомания прогрессивных элементов других стран.
Насколько значительны были доходы абсолютизма во Франции, настолько ничтожны были они в Германии. Воплощенная в абсолютизме политическая центральная власть должна была, безусловно, опираться на города, если только хотела развиваться в направлении исторической логики, так как здесь, в городах, были сосредоточены естественные источники ее могущества, так как здесь находились денежные классы, способные выносить налоги. Там, где не хотели понять этой логики вещей, там, где абсолютизм опирался на дворянство и действовал в интересах землевладельческого дворянства, результатом экономического развития была жалкая нищета. История Германии тому классический и столь же печальный пример. В Германии центральная политическая власть укрепилась в отдельных странах не с помощью городов, а вразрез с ними и в интересах юнкерства. А Германия пребывала вплоть до XIX века и находилась даже еще в XIX столетии в жалкой нищете.
Немецкие князья были скорее крупными помещиками феодального типа, чем абсолютными монархами капиталистической эры. Они видели в городах не источники своей силы, а лишь честолюбивых и опасных конкурентов. Совершенно в духе средневековых рыцарей-разбойников, в более только грандиозном масштабе, они стремились убить курицу, которая несла золотые яйца (Меринг). Разумеется, это не единственная причина позднейшей нищеты Германии. Основная причина относится еще к началу XVI века и коренится в изменении торговых путей, вызванных с конца XV века открытием морского пути в Индию. Так как процветание Германии покоилось не на производстве, а почти исключительно на ее функции посредника – страна служила главной промежуточной станцией для международной торговли, – то изменение торгово го пути быстро сгубило ее экономическое развитие, превратив ее недавнее богатство в жалкую нищету. Эта катастрофа еще осложнилась Тридцатилетней войной, не только вообще ее тяжестью, но и ее фатальным последствием, а именно упрочением политической раздробленности. Препятствуя образованию единой центральной политической власти в Германии, война задержала ее превращение в буржуазную страну, в конце концов, правда, неизбежное. На тот путь, который Англия прошла еще в 1649 году, а Франция – в 1789-м, Германия вступила только в 1848 году, да и то весьма нерешительно. В этом было виновато ее неорганическое развитие.
Уже одни эти экономические предпосылки вскрывают в достаточной степени печальные особенности Германии в эпоху абсолютизма, объясняют,
