Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова. Ольга Этингоф

      К великому сожалению, наша интеллигенция еще до сих пор не может смириться с действительностью нашего времени, выжидая кого-то, лавирует, как это делают так назыв. носители культуры – «Сорабис». Прикрываясь занавеской внеклассовой позиции искусства, они устраиваются при всякой обстановке будь это Деникинская власть или другая. Нам все равно, так обычно заявляют артисты и другие работники искусства <…> Приходится констатировать факт, что очень немногие из них сумели так быстро ориентироваться в окружающей их обстановке, огромное большинство этой категории работники стали на мертвой точке. Выжидая кого-то, в тиши бунтуя, они выносят какие-то туманные резолюции об отправке их, куда им выгоднее, но конечно не трудящимся <…> Наивные люди! Неужели вы думаете, что ваше маленькое правление или даже вы в целом сумеете вернуть былое прошлое, как это многим из вас хотелось бы. Ведь подумайте! Что в сравнении с могущественным правлением рабочих и крестьян великой Советской России ваше правление «букашка», которых рабочий под своим башмаком насчитывает сотнями. Как ни тяжело для вас, но вы должны твердо запомнить, что старому возврата нет!253

      Покушение с негодными средствами. Волк в овечьей шкуре. Русская буржуазия, не сумев убедить рабочих языком оружия, вынуждена попытаться завоевать их оружием языка; объективно такой попыткой использовать “легальные возможности” является выступление гг. Булгакова и Беме на диспуте о Пушкине. Казалось бы, что общего с революцией у покойного поэта и у этих господ. Однако именно они и именно Пушкина как революционера и явились защищать <…> буржуазии и ее идеологам есть, что замазывать. Понятно поэтому, почему гг. оппоненты не объяснили, как это могло случиться, что интернационалист и революционер Пушкин (уже не говоря о призыве к своим соплеменникам помочь восставшим против царя полякам), почему это он, не только не помолился Богу, чтобы он вооружил поляков, но даже не выразил пожеланий, чтобы поляки были освобождены от царя, ну хотя бы “по манию царя” же <…> Нет, господа хорошие что написано пером, – не вырубишь топором, и <…> не замазать того, что “революционер”, воспевающий царских генералов, палачей, не нашел ни одного слова для призыва угнетенных против угнетателей. Пушкин имеет свою громадную историческую ценность и заслугу в русской литературе, и стремление людей выдавать этого в высшей степени умеренного человека за революционера <…> открывает только классовую природу защитников его революционности. Она только лишний раз подтверждает, что как бы ни были честны идеологи явно недобросовестного класса, они вынуждены для пропаганды своих идей, прибегать к недобросовестным приемам254.