только замполитуНе хочется писать.
Я письмо состряпал к другу,
Уложившись в пару строк,
Как отправили нас к Югу,
Оказалось – на Восток.
В край песчаный и гористый,
Где тепло, как в пекле. Но
О деталях «особистом»*
Сообщать запрещено!
Накалякал треть странички,
Дабы в курсе был друган,
О расценках «бочковички»*
И цене на местный «план»*.
О бесплатном винограде —
Отчего у всех понос.
И почти на полтетради
Околесицу понес:
О базарах и мечетях,
О верблюдах и ослах,
О словах, что знают дети —
Да простит меня Аллах! —
Словом, россказни туриста,
Уяснившего одно:
О деталях «особистом»
Сообщать запрещено!
Не писать же, в самом деле,
Как жара свела с ума,
Как вконец осточертели
Глинобитные дома,
Как замучила «работа»
И глаза повыел пот,
Как вгоняет в гроб в два счета
«Туристический поход»!
Как в обнимку с автоматом
Фронтовые видим сны,
Как нам служится – солдатам
Необъявленной войны…
В кишлак просочилась банда в «зеленке» под Чарикаром*.
Ночь теплая выдыхала рассеянный лунный свет.
И две наши бронегруппы* майор назвал портсигаром,
Захлопнувшим сонных духов, как дюжину сигарет.
Входили в кишлак бесшумно по высохшему арыку.
Дистанция – десять метров, по рации связь с броней.
И первым шел сухопарый, бесстрашный сержант Садыков,
А младший сержант Усманов – в десятке шагов за мной.
Воняло овечьим сыром, навозом и мокрой глиной,
Враждебно смотрели стены зрачками своих бойниц.
Я шел в первой группе старшим, и кто-то шепнул мне в спину:
«А как отличить душманов* от мирных гражданских лиц?»
Ночь брызнула трассерами. Взорвалась огнем ракеты.
Метались косые тени. Стрельба заглушала мат.
Смерть прыгала рядом с нами, куражилась в вспышках света
И лапала, как сластена в кондитерской, все подряд.
С рассветом у минарета закончили мы работу.
От теплого чая сразу почувствовал, как устал.
Потом на броне Садыков рассказывал анекдоты.
Смеялись. Один Усманов о чем-то своем молчал.
Война уснула в кишлаке,
Оставив стражем страх,
Когда с светильником в руке
В кишлак вошел Аллах.
Ночь, сквозь проломленный дувал*,
Струила лунный свет,
А дым пожарищ застилал
Светильники ракет.
Темнел у ног Его арык*
В запруде мертвых тел.
И не узнал Его старик
В оптический прицел…
Самолет – серебристый крест
На груди молодого дня.
Мы, низвергнутые с небес.
Сколько жизней и столько мест
В
