и не имел никаких особенных художнических примет. Одет он был просто: свободные серые брюки, ковбойка и куртка. Про одежду он говаривал, что она тогда хороша, когда об нее удобно вытирать руки и кисти. «Совсем не похож на столичного, – отметила Шура. – С таким не Страшно».
Потом приехал Клыков. Темлюков попросил освободить Шуру на время работы в клубе и еще раз пожал девушке руку.
– Теперь мы с тобой соавторы, – сказал Темлюков на прощание.
Темлюков уехал. В этот день Шура больше работать не смогла. «Вот он, мой шанс», – решила Шура и побежала в Вознесенскую библиотеку.
Книг о художниках в местной библиотеке было две. «Далекое, близкое» Репина и роман Ирвинга Стоуна «Муки и радости». Шура взяла обе, сильно озадачив Верку-библиотекаршу. С тех пор как помер старенький учитель истории Станислав Георгиевич, эти книги не спрашивали.
Читать Шурке было трудно – болела голова. Особенно тяжко читался роман Стоуна. Шурка пыталась вынюхать про Темлюкова как можно больше. Но в Вознесенском информация имелась скудная. В правлении знали только, что Клыков нашел художника, которого ненавидели большие начальники в Москве.
Еще Шура установила, что за фреску Клыков кладет художнику пятнадцать тысяч рублей. Можно купить три легковушки. «При таких заработках мог бы одеваться получше, – подумала Шура. – Уж не пьяница ли?»
Пьянства Шура боялась пуще огня. Не надо никакой столицы, если там придется возиться с пьяницей.
Однажды, остановив Клыкова, Шура невзначай спросила:
– Художник, что приедет стену раскрашивать, случайно не алкаш? А то свалится со стеллажей, а мне отвечать.
Клыков посмеялся и сказал, что за шесть часов они вместе выпили три кофейника. Шура успокоилась и стала ждать. Чем ближе подходил срок, тем напряженнее она становилась. Все чаще доставалось отцу и сестре. Все злей она гоняла свою бригаду, торопясь закончить стену к сроку.
– Уж не влюбилась ли Шурка в москвича с первого взгляду? – шептались Машка Авдотьева с Тонькой Куманец. – Чудно, мужик старый, плюгавенький. Во что там влюбляться?!
Шура влюбилась в свой шанс. Влюбилась до боли остро. Она вскружит голову столичному художнику.
Мужик, он все равно кобель, хоть деревенский, хоть городской. Приспичит – обо всем забудет. Шурке даже не пришло в голову задуматься, женат ли Темлюков, есть ли у него дети. Шурке наплевать. Женат, так разведется. Все зависит только от нее.
Обед в гостиной Клыкова подходил к концу. Темлюков давно не объедался. Но Надя накрыла такой стол, что удержаться гостю не удалось. Холодная осетрина, кулебяки, грибы соленые, грибы маринованные, легкий супчик из шампиньонов с белыми бобами – ив финале на великолепном кузнецовском блюде румяный поросенок. Из маленького запотевшего графина петровского стекла водку разливал сам хозяин.
Темлюкова дом заказчика весьма озадачил. Павловская гостиная красного дерева с дивным большим овальным столом и буфетом. Кокетливая люстрочка
