то, что напишу. Отодвинув папку, я взял лист бумаги и удивился толщине листа. Взял перо и, обмакнув кончик пера, тут же посадил огромную кляксу.
– Блин, ну говорил же! – пробормотал я сам себе и скомкал испорченный лист. Дверь открылась, вошел человек в военной форме, на петлицах два кубаря.
«Лейтеха еду носит, нормально тут живут», – подумал я.
Вошедший лейтенант молча поставил еду на край стола, на котором было свободное место, развернулся и хотел выйти.
– Извините, не могли бы вы принести какую-нибудь корзину для испорченной бумаги? – задал я вопрос. «Лейтеха» обернулся, бросил на меня короткий взгляд, кивнул и вышел. Через минуту вернувшись и поставив ведро возле стола, так же молча удалился. А я уже вовсю уплетал вкуснейшие котлеты, хоть и холодные, но офигенно вкусные. Запивая чаем, последнюю, пятую котлету, я лениво потянулся. Поспать бы теперь, так нет, работать надо. Ограничиться написанным, конечно, не удастся, как бы я не хотел. Все равно от беседы с каким-нибудь костоломом мне не отвертеться, а может, придется и с Верховным пообщаться. Ага, мечтай, мечтай.
Для себя я уже давно решил, если будут пытать, попробую броситься на конвой, может, сразу пристрелят. Помочь я очень хочу, но не через силу. Когда все напишу и расскажу, буду проситься на фронт, как памятный герой книги Конюшевского. Когда читал книги о попаданцах, даже не представлял, что такое может произойти со мной, ведь у меня нет ноутбука с инфой, нет каких либо особенных знаний, я был обычным человеком, ничем не выделяющимся. Просто много читал и интересовался судьбой предков. Очень уж меня интересовали эти годы жизни моих родных, да и других людей, воевавших и живших в это нелегкое время. Начав писать, первым делом указал дату рождения, дату попадания сюда, как-то не заметил, что уже перешел на шестой лист, правда, писал крупно. Боялся, что чернила будут сливаться.
Написал о начале войны, разгроме первых дней и недель. Про битву под Москвой, мужество людей, обороняющих город. Про блокаду Ленинграда, где от голода и холода погибнет уйма жителей. Барвенковский выступ и показную браваду Тимошенко при наступлении на Харьков. Про героев Сталинграда. Дошел до Курской Дуги. Перечислил всех командиров, так или иначе показавших себя в войне, конечно, тех, что помнил. Подустав, решил, надо попросить курева. Очень хотелось курить, поганая привычка сохранилась и здесь. Постучав в дверь, хотел уже садиться обратно, но дверь открылась, передо мной предстал тот же лейтенант.
– Слушаю, – коротко произнес он.
– Товарищ лейтенант, а мне можно курить?
– Сейчас принесу пепельницу, папиросы есть?
– Нет, откуда?
– Хорошо, – ответил «лейтеха» и вышел. Вернулся он через пять минут, поставил на стол стеклянную пепельницу, а также положил пачку папирос и спички.
– Если не хватит, принесу еще, – закрыв дверь, исчез.
Посмотрев на закрытую дверь, я взял пачку и, достав папиросу, согнул мундштук. Раз пять чиркнув спичкой, наконец прикурил. Да! Это не сигареты из моего времени. Такой горлодер – аж душу вынимает. Прокашлявшись, стал затягиваться не так сильно. Выкурив
