мысль, что я буду стенать по поводу языческих церквей Кракова или Праги? Вождь обязан отдавать свое сердце – все без остатка – той нации, которая родила его, поверила в него и привела к трагическому и прекрасному кормилу государственного руководства. Залог грядущей победы заключается в том, что наши враги являют собой конгломерат разноязыких государственностей, построенных на одинаково глупых, но вместе с тем противоречивых идеях отмершего демократизма; нам противостоит Ноев ковчег. Мне не нужно ничего, кроме времени, которое неумолимо работает на немцев!
Гиммлер. Это бесспорно, мой фюрер.
Кальтенбруннер. Кое-кто высказывает мнение о целесообразности контактов с Западом, мой фюрер…
Гитлер. Сокрушающая мощь рейха поставит на колени и Восток и Запад. Запомните, пожалуйста: вы не политик, вы – полицейский.
Гиммлер. Политика, не подтвержденная хорошей полицейской службой, – это миф.
Гитлер. Кальтенбруннер не нуждается в вашей защите. Он достаточно хорошо знает мое к нему отношение. Неужели даже в разговоре с друзьями мне должно придерживаться бюрократических пиететов? Друзья должны говорить друг другу о том, чего им недостает, а не о том, что принесло им славу и признание. Итак, я прошу ответить на мой вопрос: сколько мне будет стоить ваша затея?
Кальтенбруннер. Фюрер, я не готов к ответу.
Гиммлер. Нам потребуется день-два на подсчеты и консультации с ведущими специалистами.
Йодль. Фюрер, на проведение этих акций в Кракове, Праге, Братиславе нам необходимо столько тола, сколько выработает вся химическая промышленность рейха в этом году.
Гитлер. Браво! Это восхитительно, Гиммлер, вы не находите?!
Йодль. Но при условии, что ни один снаряд не упадет на головы наших врагов.
Гитлер. Я аплодирую, Гиммлер! Я в восторге от вашей программы. Наивность в политике граничит с предательством национальных интересов! Почему я должен продумывать детали за вас?! Почему я должен ломать голову над вашими бредовыми планами?! Есть предел всему! Я заявляю с полной ответственностью, что в грядущем уголовном положении рейха я введу статью, которая будет карать наивность превентивным заключением в концлагерь.
(Фюрера приглашают к прямому проводу с фельдмаршалом Кейтелем, и он уходит из кабинета.)
Кальтенбруннер. Йодль, был ли смысл говорить здесь о ваших подсчетах?
Гиммлер. Йодль поступил правильно, а вот вы ставите меня в нелепое положение. Самолюбие – как нижнее белье: его надо иметь, но не обязательно показывать.
(Гиммлер уходит следом за фюрером.)
Кальтенбруннер. Простите, Йодль, но нервы у всех на пределе.
Йодль. Э, пустое…
Кальтенбруннер. Слушайте, а если я достану тол?
Йодль. Вы верите в чудеса?
Кальтенбруннер. Теперь у нас все верят
