тем, жадными пальцами пробегая по нервным окончаниям, прокрадывается к самому сокровенному… туда, где бьется сердце моего ребенка.
– Каролина? Не плач, сердце мое. – шепчет Джейк, с щемящей нежностью касаясь губами моего пышущего жаром лба.
Его горячая рука поглаживает мою спину, как будто втирает лосьон. Я плачу? Да, наверное, ведь так больно…
– Давай сделаем аборт? – шепчет Джейк, склонившись к моему уху.
– Неееет! – всхлипываю я.
Рука сжала рубашку пижамы, которая скрывает едва выделяющийся животик. Он еще такой маленький, а его уже хотят убить.
– Малыш, ты умираешь! – в голосе любимого я слышу слезы.
Дыхание его прерывисто, как у меня, когда слезы душат. Руки, касающиеся моих волос, дрожат.
– Ты любишь меня? – со стоном спрашиваю я.
– Я люблю тебя! – жарко шепчет Джейк, с невыносимой нежностью целуя в лоб.
– Тогда не убивай моего ребенка. – умоляю я, понимая, что не смогу защитить его, если Джейку вдруг сорвет крышу, и он силой сделает то, о чем сейчас лишь просит.
– Каролинааа… – стонет он, осторожно целуя мои губы.
В следующий раз, когда проснулась, Джейка не было рядом. Со мной на кровати лежали мои собачки, они покусывали друг друга, кувыркаясь на постели. В кресле напротив сидела его мать, гордая посадка головы, холодные, черный глаза. Увидев, что я проснулась, она заулыбалась, в черных глазах появилась тревога.
– Каролина, как ты? Ничего не болит?
– Нет. – поспешно лгу я.
На самом деле болит. Такое чувство, как будто мой ребенок прогрызает меня изнутри, как в том кошмарном сне.
– Вижу, что болит, дитя. – вздыхает Реджина. – Но ребенок должен выжить, Каролина! Не важно, каким образом! Наша цель – ребенок, понимаешь, девочка?
«Цель оправдывает средства»? Да, я понимаю. Ей нужен мой ребенок, а Джейку нужна я. В комнату входит Баел, брат Джейка, и по совместительству мой врач. Он нисколько не похож на Джейка, и даже на мать. Тощий, высокий, со светлыми волосами и такими же глазами.
– Как дела, Каролина? – спрашивает он, сканирующим взглядом осматривая меня. – Таааак… дело плохо. Начинается.
– Опять?! – устало вздыхает мать, как будто не в первый раз мается с беременной невесткой. – Сколько ж можно?! Когда все получится?!
– Выйдем. – коротко говорит Баел, сердито глянув на нее, и вместе они выходят.
Они что-то скрывают, и хотят поговорить наедине. Что начинается?
– Мисти… – зову я самую ласковую из моих волчат, и она сразу откликается, и жмется к моей груди.
– Ну, спасибо, Карина, сто назвала собаку моей фамилией. – слышу упрек за спиной.
Такой знакомый голос… еще не хватает слова «поэтому» в конце фразы. Нет сил обернуться, прижимаю к себе любимую хаски, и плачу от обиды. Атсуко обходит кровать вокруг и виновато смотрит на меня. Заперев дверь на ключ, она возвращается, и ложится рядом.
– Привет, Карина. – с нежностью улыбается она, легко, почти невесомо коснувшись моих волос маленькими пальчиками.
– Привет, Атсуко. – всхлипнула я, не в силах больше выдерживать боль.
– Я могу убрать боль, но это плохо, Карина. Ребенок будет умирать, а ты этого дазе не потюствуес. Хотес? Я могу помоть.
– Нет! Не надо!
Не могу отвести от нее глаз. Моя Атсуко… моя любовь… моя предательница. Кажется, все, что я чувствую, отражается на моем лице, потому что она смущенно морщится и начинает лихорадочно оправдываться, что не предавала, что просила меня помнить о том, что всегда будет любить меня, что ей пришлось так поступить, чтобы сохранить семью. Я все это знаю, Джейк рассказал мне, но от этого легче не становится.
– Я присматривала за тобой. – говорит моя подруга. – Когда Дракар уходил, я приходила, летила тебя. Ты не знаес, ты была без сознания, но это правда! Я никогда не лгу, суккубы не умеют! Поэтому.
«Поэтому». Не могу сдержаться, и улыбаюсь сквозь слезы. Я так скучала! Бредила ею, мечтала, чтобы время, проведенное вместе, не было сном. Не желала верить, что это она сдала меня демонам, и практически подложила под Дракара. Атсуко плачет, глядя на меня. Не могу понять… ей больно видеть мои муки, или она слышит мои мысли?
– Я слысу тебя, Карина. – всхлипывает она, пальцами касаясь моей щеки. – Суккубы прокляты, наверное. Всегда слысут мысли окрузаюсих и особенно тех, кого любят. Потому сто обытьно те, в кого влюбляются суккубы, суки последние, не умеют быть верными, не умеют любить. Но не ты! Ты самый тистый теловек в мире, Карина, и от этого мне так больно! Ты не мозес представить,
