мочалить. Вторая пересдача этого гребаного экзамена. И сучка вряд ли натянет хотя бы трояк. Настроение у меня тут же испортилось.
Девушка влетела в комнату и забралась ко мне на живот.
– Я хочу тут немного пожить, – она поцеловала меня в губы. – Квартира как волшебная шкатулка. Шикаррр-но.
– Она не моя, – я спихнул ее в сторону, делая попытку встать с кровати. – Отец купил. Тебе пора домой. А мне – в универ.
– Бедняга, – Галя еще раз попыталась оседлать мои колени, но я ее раздраженно оттолкнул в сторону.
– Сказал же все, вали давай. Было весело, спасибо.
– Ты позвонишь? – заглянула она в глаза, хлопая густо накрашенным ресницами. Полные влажные губы были готовы на все.
– У меня сессия, экзамен надо пересдать, не знаю, – ушел я от ответа, одевая брюки и хватая футболку.
– Дай свой телефон, я позвоню вечером, мотанемся куда– нибудь, в клуб, например, – предложила Галя.
Я не успел ответить, позвонил Миша, однокурсник и друг по совместительству:
– Ну что, готов к нагибанию? – с иронией спросил он. – Я всю ночь дрочил один. С Галей поругался, куда– то смылась, телефон заблокировала.
– К экзамену дрочил? – усмехнулся я. – Я не учил ничего, все равно не сдам. Деньги предложу.
– Маргарита Ивановна не покупается, – серьезно ответил. – Ребята подкатывали, не прокатило.
– Мало предлагали, – хмыкнул я, держа в одной руке телефон, а другой поглаживая задницу Гали. Ее крутые бедра маячили перед глазами, включая меня снова. Бросил взгляд на часы. Если начнем, опоздаю, и тогда мне башку оторвут. Вздохнув, отошел от нее. – Пошел я, встретимся в универе.
– Куда блин она делась? – разнылся друг. – Такая взрывная, пристала со свадьбой, кольцо, говорит купи. Какой блин кольцо, когда мне 20 лет. Где она теперь?
– Хрен знает, – соврал я. – Пока.
– Ты же не скажешь ему, что я была у тебя? – она прижалась ко мне своей горячей грудью. Соски упирались в меня, касанием разливая по телу нестерпимое желание.
– Могила, – пообещал я. – Топай, он тебя ищет.
– Посрать, я на него забила, – отмахнулась она, натягивая голубое платье.
Знойная. Это слово определяло ее сущность. Во всех резких и порывистых движениях читалась страсть, жажда внимания и эгоцентризм. В отношениях с Мишей она была главной. Изменила, потому что он отказал валяться у нее в ногах и бегать собакой с кольцом в зубах. Я усмехнулся.
– А со мной зачем? – спросил я, собирая лекции и учебники в рюкзак. – Отомстила?
– Ты мне давно нравишься, – она обняла сзади, целуя в шею. – Такой весь горящий и недоступный.
– Кольца не будет, – ответил я. – И кроликов тоже.
– О чем это ты? – не поняла Галя, нахмурившись.
– Только секс, – я повернулся и впился в ее губы. – Устраивает? Если да, позвоню.
– Вот, значит, как, – зло оттолкнула она меня. – Вы все суки! И ты, и друг твой долбаный на всю голову!
– Ты сама пришла, – пожал я плечами. – Дверь открыта.
Она выругалась матом, и схватив с кровати сумочку, выбежала, громко хлопнув дверью.
На улице светило теплое летнее солнце. Листья на деревьях покачивались на слабом ветру. Я шел к машине, вдыхая сладковатые ароматы цветов и запах свободы. Только свобода мне чудилась. Нет ее. Отец достал со своими претензиями. Он хотел, чтобы я получил высшее образование и протирал штаны в его компании, напялив костюм с галстуком – удавкой на шее. Ни хрена не выйдет. Учился я через силу, сцепив зубы, ходил на какие– то пары, с трудом сдавая экзамены и зачеты, выезжал где– то наглостью, где– то брал хорошо подвешенным языком, а если не помогало, откровенно подкупал. Преподы нынче все бедные, как церковные крысы.
Вечером я перебирал струны гитары с группой, которую сам же собрал, позвав туда однокурсников. Нас было пятеро – отморозков и отчаянных романтиков. Рвали струны в барах и ресторанах, впрочем, без особенного успеха.
Отец смотрел на мои чудачества сквозь пальцы и давал денег. Пока я учился и каким– то макаром дотянул до 3 курса, он не интересовался, сколько зубов я потерял, грызя гранит экономических дисциплин. Ждал диплома, чтобы сделать меня своей правой рукой. Кому– то надо было держать опахало, чтобы по щелчку монарха усиленно обмахивать им пространство перед его царственным лицом. В этой роли я себя не видел.
У двери аудитории топталась небольшая группа бедолаг, которым эта стерва не поставила нормальную оценку. Принципиальная и упертая Марго. Злобная гадина. Я ее ненавидел, и чувства были взаимными. Она всегда язвительно
