что произойдет со мной в следующее мгновение. Я не обладаю даже тем, что имею.
Может быть, это говорит зависть глупой свободы перед самодовольным рабством. Не сложно вообразить себя свободным, когда рабами управляет раб. Время сделало меня мудрее.
Я ощущал дрожь своего тела. Резко остановился и замер. Не мог сдвинуться с места. Было так страшно, что хотелось кричать. Это не уходит. Не прекращается. Это что-то внутри. Это как ты устроен. Говорят, что существует черта. Для меня черты уже нет.
В ловушку я загнал себя сам.
По-моему Артур чувствовал то же самое. Уверенность исчезла, но было уже поздно что-то менять.
Он смотрел на меня испуганно и скучно. Я хотел видеть его мертвым. В жизни я всегда утешал себя тем, что кому-то хуже. Теперь хуже ему. Я не оставил себе выбора. У моей игры есть условие. Я поставил на кон жизнь. Все иные ставки только смешны.
Моя жизнь – это ожидание неизбежного взрыва. Когда все начнет взрываться – это меня не удивит. Прежнего мира уже нет. Мне нравится, что от него уже ничего не осталось.
Я был испуган, да. Но я умел быть крутым парнем, если так было нужно. И сейчас был как раз такой случай. Мне стало даже интересно, чем все это закончится.
Вонзил ему скальпель над ключицей. От боли Артур откинул голову назад и завизжал. Подобные маленькие трагедии не новость. Каждый человек ощущает свою жизнь, как обман.
Я от всей души поторопил смерть. Не мог больше ждать. Так было нужно. Только не спрашивайте – кому?
Есть нечто страшное. Оно существует. И оно – мое. Это и значит быть Богом. Быть тем, кого боятся. Результат не имеет смысла. Только процесс.
Я ищу свою Голгофу. Нет смысла искать в жизни что-то иное.
Задыхаюсь от своего молчания. Оно давит меня. Я должен постараться вспомнить, что произошло дальше. Если сейчас не запишу свои ощущения, то в будущем никогда не поверю, что они были со мной.
Что-то особенное было в его глазах. Может быть, печаль.
– Закрой глаза. Я сделаю все быстро. По крайней мере я могу это сделать.
Чувство власти было невероятным. Просто удивительно, какое наслаждение доставила мне эта медлительность.
Я был податлив как воск.
Разрез кожи, подкожной клетчатки, а внизу и подкожной мышцы шеи я сделал вдоль наружного края грудинной ножки грудино-ключичной мышцы длиной 6—7 сантиметров. Как будто это происходит сейчас. Все пережить заново.
Мог сделать с ним что угодно. Что угодно. Ты не должен идти на поводу у своих чувств, говорю я себе.
Все это может иметь куда более важное значение, чем казалось, думал я.
«Тебе мало того, что ты уже сделал?» говорил я. Иногда любопытство вытаскивает за собой смелость и подгоняет ее.
По желобоватому зонду вскрыл вторую фасцию шеи и отодвинул к ключице горизонтальную ветвь наружной яремной вены. В этом не было ничего личного, я просто спокойно делал свое дело.
