ног обнять
И ощутить в себе вашу мужскую мощь».
«Так ты, так ты прелюбодейка – стыд и срам.
Такого церковь не слыхала от Распятья
И это чуждое моей природе восприятье.
Я ощутил через твое признанье сам.
За это инквизиция святая тебя накажет,
Но, а пока я буду тебя сечь».
«Смиренно я во всем святой отец,
Вам повинуюсь, и рясу приподняв,
Легла вверх попой на кровать
И трусики сняла».
«О, Боже эти ягодицы, я никогда таких
Не видел у девицы».
Такие право заслужили, чтоб их сечь».
«О, боже правый не томите,
Секите вы меня секите».
«Негодница, ладонью шлепать буду я тебя
И буду жёстко шлепать …….и любя!».
Шлепок по попе, шлеп
«Ай», застонала «Еще… еще…
Еще, шлепок».
Нелепость эту сцену оборвала…
Из под двери к открытому окну
Вдруг пролетел дымок,
И крики на арабском языке.
За дверью паника
все здание в огне.
Святой отец вдруг превратился в Спайдермена.
«О, чудное дитя природы
Тебя спасу я!».
Схватил ее на руки и метнулся к двери.
За ручку дергая, но дверь не поддалась,
Удар плечом, её на пол поставив.
Ногой ударил со всей дури,
Старанья тщетны, завалило дверь
И голоса утихли в коридоре.
Она спросила: «Милый что теперь?»
«Нам лучше лечь на пол,
Здесь меньше дыма.
Прости, прощай моя любимая!»
«Любимый!».
Легли на пол,
Давай в последний раз тебя я поцелую,
Последний раз возьму в свои объятья.
Вот настоящая любовь!
Она его целует так, чтоб он забыл
О смертном часе
И он ее целует, чтобы скрасить
Последние минуты жизни счастьем.
И шепчет между поцелуев:
«Любимая на берегу другом я,
Буду ждать тебя!
Не Бог, не дьявол не призовут меня,
Пока тебя не встречу.
Мы поклялись друг другу вечною любовью,
Поэтому любить тебя я буду вечно!».
Они настолько увлеклись,
Сначала страх бороли, а потом
О нем забыли.
Вот так и в радости и в горе
вместе были.
Как чувство первого глотка,
При жажде самый сладкий.
Так и последнего,
Когда ты знаешь, что сладости такой
Уж никогда тебе не ощутить
И с каждою секундой тоньше нить.
Какие были поцелуи,
Какая
