висящего над ней. В идиотских розовых носках с белыми полосками. В течение нескольких секунд участковый осмысливал увиденное, а затем быстро, с грацией молодого рака попятился к выходу и, оказавшись на лестничной площадке, захлопнул дверь.
– Н-никитична… Теле… Телефон где?
Бледная, как мел бабка закивала головой так быстро и часто, что оставалось только удивляться, как та удержалась на тонкой шейке.
– У меня, сынок. В квартире.
– Так чего ж мы здесь стоим, старая дура?!
Вид опешившей от такого обращения старушки привел старлея в чувство. Он вспомнил о сотовом телефоне в своем кармане.
– Быстро. Оба. Отсюда.
Когда сантехник и старушка скатились вниз, участковый, наконец смог сделать то, что ему больше всего требовалось в этот момент – прислонился к стене. Уже через минуту он самообладание вернулось настолько, что лейтенант смог попасть дрожащим пальцем в нужные кнопки телефона.
О приезде опергруппы возвестил грохот двери подъезда. Врываться в дом с таким шумом умеют только менты, да молодые хулиганы, которым не терпится выпить свое пиво в тиши подъезда. Первым участковый увидел майора Агранова и коротко рапортовал о происшествии.
Снизу уже доносился музыкальный свист доктора Лихонина. Очень подвижный толстяк в роговых очках закрывавших добрую половину лица он был весьма эрудирован, но умел скрывать это в кругу милиционеров, чем заслужил их уважение.
Майор вошел в квартиру вздохнул, отыскал табурет и, усевшись на него, низко опустил голову, безучастный ко всему. Трех трупов, повисших на его шее, за три дня было многовато. Уже утром майор почувствовал: день будет не из легких и оказался прав. Агранов вновь вздохнул и посмотрел на следователя. В отличие от коллеги, тот проявлял кипучую энергию. Носился по квартире, ловко лавируя между лужицами крови и вскоре выдал Агранову свое резюме.
– Картинка мне видится такой, Дмитрий Федорович. Этот носатый, – следователь показал на мужчину в розовых носках, которого уже вынули из петли. – Вошел в квартиру и сразу же ударил хозяина ножом в живот. Потом запер дверь, прошел на кухню, снял бельевой шнур, выдвинул тумбочку на центр комнаты, закрепил шнур и… Когда тумбочка перевернулась, соседи услышали грохот. Бытовуха. Все просто.
– И ничего не просто! – подал голос Лихонин, осматривающий тело висельника. – Посмотрите-ка Дмитрий Федорович…
Агранову меньше всего хотелось любоваться трупом, но он выполнил просьбу доктора, а про себя с удивлением отметил, что Лихонин перестал насвистывать.
– Что у вас Иван Корнеич?
– Обратите внимание на шею. Ничего не понимаю!
Агранов ахнул. На горле мужчины зияла глубокая рана, края которой успели побелеть и стали похожи на тонкие, раздвинутые в жуткой ухмылке губы.
– Он был повешен уже мертвым, – продолжал Лихонин. – С такой раной этот человек прожил самое
