компанию… Ну и хватают сейчас охапками кто прав, кто виноват…
– Это в городе? На нашей улице? – спросила Марина.
– Не… на нашей улице тихо. Жители все почтенные, комнат не сдают… Это вон на окраинах, где общежития али комнатушки какие сдаются. Рабочий люд ютится да студенты по большей части. У нас без подозрения. Но, между прочим, дворников тоже проверяют в полиции… Я пойду, – заторопился Герасим. – Счастливо оставаться. Простите за беспокойство.
Марина крепко пожала ему руку.
– Герасим, у вас же денег нет, вы потратились на проезд. Я сейчас вам принесу, – заторопилась она.
– Ну чего там… Я вами не обижен. Бывайте здоровы!
Герасим ушел. Марина закрыла калитку и пошла в дом. Катя и Лина нетерпеливо ждали ее, тревожась и недоумевая.
Марина передала свой разговор с Герасимом. Сидя втроем в темной комнате, они озабоченно припоминали всех, кто мог их разыскивать.
– Если знакомый, то завтра явится в редакцию. Только какой же знакомый пойдет расспрашивать хозяина? – пожала плечами Катя.
– Может, это меня мой Силантий разыскивает? – предположила Лина.
Силантий, брат Лины, служил в солдатах, и вот уже несколько лет она все ждала его в отпуск.
– Силантий в солдатском. Это кто-то другой, – вздохнула Марина.
– Ну что сейчас гадать! Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка лучше спать, – зевая, сказала Лина и, осторожно прикрыв за собой дверь, ушла.
Сестры не спали долго. Увидев в окно светлеющий сад, Катя всполошилась:
– Ложись скорей спать, Мара! Тебе осталось два часа каких-нибудь поспать… Ложись…
– Сейчас… Только посмотрю, не проснулись ли дети, – сказала Марина, приоткрывая дверь в соседнюю комнату.
– К Алине не ходи, разбудишь, – предупредила Катя.
Младшие дети крепко спали, разметавшись во сне. Восьмилетняя Динка сладко причмокивала, кольца жестких волос закрывали ей лоб, лезли на щеки… Одеяло ее сползло на пол, крепкие загорелые ноги и руки темнели на простыне… Мышка была старше на полтора года, но она выглядела хрупкой по сравнению с крепышом Динкой. Мышка спала так тихо, что худенькое личико ее с прозрачными веками казалось неживым.
Мать наклонилась над ней, поймала чуть слышное дыхание. Потом подняла Динкино одеяло, повесила его на спинку кровати, повернула Динку на бок, отвела от ее лица волосы и вышла. К старшей девочке она не зашла. Алина спала в отдельной маленькой комнате. Мать постояла у ее двери, послушала и, успокоившись, вернулась к себе.
Катя сидела на полу у печки и обрезала ножницами обгоревшие края уцелевшего клочка письма. Руки ее были в золе, лоб и нос испачканы сажей.
– На́ тебе… – сказала она с неожиданной кроткой улыбкой и протянула сестре обрезанный краешек бумаги.
Губы Марины дрогнули, она поднесла к окну бумажку и прочла единственные уцелевшие
