Один прусский офицер советовал завладеть островом Петерзау, конец которого врезался в реку между городом и предместьем Кассель, поставить на нем батареи, разрушить плашкоутный мост и мельницы и овладеть Касселем, отрезав его от всякой помощи со стороны города и крепости. Затем офицер предлагал идти ко рву, через который протекал Цальбах, так как батареи на Петерзау служили бы достаточным прикрытием, и попытать счастье с этой стороны, защищаемой одною только оградой. План был смелый и опасный, так как следовало сперва высадиться на остров, потом броситься в ров под самый огонь батарей. Но зато и результата можно было ждать очень скорого. Высшее начальство предпочло открыть траншею со стороны двойной ограды напротив цитадели, хотя бы и пришлось устраивать двойную осаду.
Шестнадцатого июня заложили первую параллель в восьмистах шагах от первой стены. Осажденные всячески мешали работам; пришлось несколько отступить. Восемнадцатого числа была заложена другая параллель, гораздо дальше, в полутора тысячах шагов, и это почтительное расстояние вызвало насмешки людей, предлагавших смелую атаку на Петерзау. Скоро неприятель опять придвинулся на восемьсот шагов и поставил батареи. Осажденные вновь прервали работы и заклепали орудия, однако были отогнаны непрерывным огнем. Двести орудий были нацелены на крепость 28 и 29 июня и закидывали ее снарядами. Плавучие батареи, пущенные по Рейну, тоже вредили городу, обстреливая его с наиболее открытой стороны.
Между тем последняя параллель еще не была открыта, первая стена не была разрушена и гарнизон, бодрый и свежий, и не помышлял о сдаче. Чтобы избавиться от плавучих батарей, французы бросались в воду и подрезали канаты неприятельских канонерок. Один храбрец вплавь притащил на буксире одну из этих лодок – с бывшими на ней восемьюдесятью солдатами, которых взяли в плен.
Однако гарнизону приходилось очень тяжело. Мельницы были сожжены, молоть зерно можно было не иначе как на ручных мельницах, да и то никто не хотел заниматься этой работой, потому что неприятель, зная место, где стояли мельницы, закидывал его бомбами. К тому же и зерна почти уже не было; всякое мясо, кроме лошадиного, давно закончилось. Солдаты ели крыс и ходили на Рейн ловить мертвых лошадей, плывших по течению. Многие погибли от этой пищи; пришлось воспретить ее и поставить сторожей по берегам реки, чтобы запрет не нарушался. За кошку платили шесть франков, мясо павших лошадей продавалось по два франка за фунт.
Офицеры питались не лучше солдат: Обер-Дюбайе, пригласив обедать свой главный штаб, подал в виде изысканного угощения кошку с гарниром из двенадцати мышей. Всего прискорбнее в положении гарнизона было совершенное отсутствие всяких известий. Все сношения были так мастерски перерваны, что осажденные уже три месяца решительно ничего не знали о том, что происходило во Франции. Делали попытки уведомить своих о бедственном положении: однажды через даму, ехавшую в Швейцарию, в другой раз через священника, отправлявшегося
