бьет медведя прямо в нос.
Гризли был такой огромный, что оба копыта могли поместиться у него на кончике носа совершенно спокойно. От удара он плюхнулся на спину и взревел – прямо как гром загрохотал. Потом поднялся, приложил передние лапы к морде – пощупать, что там от нее осталось, и, видно, уразумев, что осталось совсем немного, решил убраться поскорее, пока и этого не лишили.
Короче, бросился мишка галопом наутек – на трех лапах, поддерживая нос четвертой, чтобы хоть как-то боль утихомирить.
Так и проделал весь путь до самого края горизонта, пока окончательно не скрылся из виду.
А я освободил мустанга, подобрал мясо да винтовку и поскакал себе дальше.
Но теперь лошадка моя вспоминает порой ту проклятую веревку и тогда останавливается как вкопанная и трясет головой. А еще, время от времени, опускает голову и оглядывается назад – проверить, нет ли там медведя, не подкрадывается ли тот к ней снова.
Вот поэтому-то и прозвал я своего мустанга «медвежьей лошадью».
Добравшись до конца истории, Лэнки выдержал паузу, поднялся на ноги с выражением тягчайшей муки на лице и, вздохнув, добавил:
– Ох уж эти колючки – всего в клочья изодрали!
С этими словами он отправился в дом, а мы остались сидеть на улице, продолжая смеяться над рассказом.
– Медвежья лошадь! – взревел Дэн Порсон, чуть не плача от смеха.
Мы все покатились пуще прежнего.
– Скажу я вам, кто он такой, этот бродяга Лэнки, – заметил вдруг Дэн. – Самый настоящий плут-словоблуд!
Глава 2
Умелый рассказчик
Мы думали, Лэнки проведет с нами одну только ночь, но прошло еще три недели, а он все оставался на ранчо. И каждый день мы боялись, что он вот-вот снимется с места и покинет нас навсегда. Сама мысль об этом приводила в уныние, так как Лэнки оказался одним из самых занятных и веселых людей на свете. «Плут-словоблуд» – назвал его наш хозяин, и в этом не было ничего оскорбительного. Нет, это звучало совершенно безобидно, точно так же, как и другие определения такого рода – «задиристый балбес» или «дурак до работы», к примеру.
Конечно, работяга из Лэнки был не ахти какой. Первые несколько дней наш долговязый друг был настолько слаб и немощен из-за шипов и колючек, в которые угодил, слетев со своей лошадки – как, по крайней мере, следовало из его сомнительного рассказа, – что любые движения причиняли ему массу страданий. Но потом стало совершенно ясно, что независимо от состояния здоровья Лэнки не бывает в рабочей форме. Не важно, что требовалось сделать, – все связанное с физическим трудом тяготило его необычайно.
Долговязый частенько вступал с нами в разного рода сделки. Его искусные руки ловко проделывали самые разнообразные штучки – впору заправскому фокуснику, и очень скоро выяснилось, чего он от нас хочет. Нет, Лэнки никогда не требовал доллар у того, с кем поспорил, если
