ятом классе. По совету двоюродного брата заинтересовался Пастернаком: «Почитал, не понял. Долго читал, ничего не понимая». Все слова в отдельности были знакомы и никак было не сообразить, «что они значат составленные вместе». Потом почувствовал музыку пастернаковских строк – о дожде («так носят капли вести о езде, и всю-то ночь то цокают, то едут…»), стихов про снег («Только белых мокрых комьев быстрый промельк маховой…»), позже – стихов про женщин («Ты появишься у двери в чем-то белом без причуд, в чем-то впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют…»). Полуосознанное тяготение к поэзии у Володина было неодолимым. В «Оптимистических записках» он вспоминал: «… стихи, которые я любил в старших классах школы, казались мне настолько выше всего, что эту их особенность и необычайность я начал чувствовать своей собственной особенностью и необычайностью…» Воспринимая классическую лирику как «стихи про себя», легко было, пусть в мечтах, приближаться к столь манящему поэтическому миру.
Писать стихи Володин начал еще в 1930-х годах. Одно из датированных стихотворений, «О солдатской бане», помечено 1939 годом – ему было уже двадцать лет и он уже служил в армии. Стихотворение «Начало» помечено 1941 годом. Стихотворение «Нас в теплушки-вагоны…» – 1943-м. Встречаются стихи 1946 года, стихи с пометкой «50-е гг.». Судя по всему, значительная часть довоенных, военных и послевоенных стихов не сохранилась по причине весьма строгой авторской самооценки, а что-то было потеряно или забыто. Все эти годы Володин писать стихи не прекращал. Вопреки распространенному мнению, что сочинять стихи он принялся, уже зарекомендовав себя признанным драматургом. Володин избегал публично именовать себя поэтом, на читательское внимание не претендовал, но поэтом он был – поэтом по натуре, от рождения.
Володин называл свое писание стихов «неработой» («работа была в театре, в кино»), посвящал и дарил стихи друзьям, круг которых был велик и разнообразен. Кто-то, к примеру Сергей Юрский, читал володинские стихи с эстрады, кто-то, как Александр Хочинский, писал на его слова песенки. Стихи Володина без его ведома завоевывали свою неравнодушную аудиторию, и в результате где-то в 1970-х годах попечением неизвестных почитателей получили хождение самодельные сборники.
Елена Львовская вспоминала, как однажды Володин привез книжку в ледериновом переплете с золотым тиснение на обложке «А. Володин» – сто машинописных страничек. «На титуле, – рассказывала Елена Львовская, – было написано Сашиной рукой фломастером: „Стихи для Миши [Львовского. – И. К.]. 1979. 22 июля. Тираж 1 экз.“. Такой вот самиздатовский экземпляр. В то время о печатном издании не могло быть и речи. И потом много лет подряд он привозил все новые разрозненные листочки со стихами, напечатанными на машинке».
Такое положение вещей Володин принимал спокойно: не печатают, ну и ничего страшного. Стихов у него накапливалось все больше и больше. В одном из машинописных сборников (без титульного листа, с пропуском страниц), который сохранился в архиве «Петербургского театрального журнала», уже насчитывалось 193 стихотворения.
Публиковаться володинские стихи от случая к случаю стали со второй половины 1960-х. В 1967 году журнал «Театр» (№ 12) поместил на своих страницах три стихотворения: «На фронте была далеко идущая мечта…», «Равнодушию учусь…», «Вы не скажете, как пройти…». В 1968 году в альманахе «День поэзии» (Ленинград) дали два стихотворения: «Добился я того, что не звонят…» и «А девушки меж тем бегут…». В 1969-м в том же альманахе – «Солдатской переписки тайна…».
Стихи не вдруг, но, так сказать, по-хозяйски обосновались в володинских киносценариях («Звонят, откройте дверь!», 1964) и пьесах («Дневники королевы Оливии», 1966; «Две стрелы», 1967), став органичным элементом текста. Сюжет рассказа «Стыдно быть несчастливым» (другое название – «Графоман», 1971) держится на обильном цитировании стихотворений главного героя, вовсе не идентичного с автором. А «Записки нетрезвого человека» и более того – оригинальный сплав лирических стихов и исповедальной прозы, где стихи не только выполняют функцию смыслового и эмоционального курсива, не только регулируют переливы неповторимой проникновенной интонации – они таят в себе всю глубину невысказанной душевной драмы.
Упомянутый машинописный сборник (без названия) можно считать предшественником так и не увидевшей света книги «Полустихи», которая готовилась – в издательстве «Библиополис» – сперва в 1986-м, потом в 1991 году и в окончательном варианте появилась в 1995-м под названием «Монологи».
«Полустихам» было предпослано краткое предуведомление «От автора», где Володин объяснял: «Это я называю полустихами, они – без метафор, внезапных образов. Зачем тогда? У меня было тяжкое состояние, и я стал писать заклинания самому себе. Первое заклинание было про то, что стыдно быть несчастливым…»
Заклинания адресовались самому себе – но не публике. Однако четкий и настойчивый нравственный посыл раздвигал границы личных переживаний. Володин словно стыдился своей откровенности, извинялся перед читателем и тем не менее ощущал фатальную потребность в своих печально-назидательных заклинаниях, оказавшихся, пожалуй, самой подходящей для
