рукой непослушную прядь волос.
Карие глаза и золотистые волосы ничуть не потеряли в убойной силе.
У-Цзин не заметил, как вздрогнул и онемел его ученик.
– Прошу любить и жаловать. Клеммен, это Андари, превратившая пустырь в храм великолепия. Андари, это Клеммен, мой новый ученик…
Тут монах обнаружил, что речи Клеммен лишился, не только следуя обязательной вежливости.
Очнувшись, Клеммен ощутил, что руки его сами собой опускаются, как положено в подобных ситуациях; тело само собой выпрямилось (вызвав негодующий протест спины), а голова склонилась, что, наконец-то, позволило отвести взгляд от этих глаз.
– Очень приятно.
– Очень приятно.
– Пойду-ка я чай заварю, – неожиданно заторопился монах. – Жду вас обоих в беседке.
– Превосходный цветник, – произнёс, наконец, Клеммен, когда стало ясно, что первым нарушить молчание полагается ему. – Никогда ничего подобного не видел.
Так оно и было на самом деле.
– Здесь много интересного, – ответила Андари. – У здешнего владельца прекрасный вкус.
И повела его по причудливо извивающимся тропинкам. Оранжерея была огромной; кто бы ни был упоминавшийся Унэн, сооружение это он воздвиг с тщательностью и любовью.
Клеммен неожиданно понял, что имеет дело совсем с другой Андари. В чём заключается разница, он понял не сразу. Облечь понимание в слова удалось и того позже. Здесь, вдали от размеренной суеты Венллена, Андариалл выглядела… свободной. Казалась намного моложе… соответствовала своему возрасту. Не была стеснена ничем. Там, в окружающем мире, она словно находилась под пристальными взорами судей – судей, не прощающих ни одной ошибки. Там она играла совсем другого человека.
Здесь она была иной. «Настоящей», подумал Клеммен, не сумевший побороть немоту до конца. Девушка выглядела так, как и должен выглядеть садовник – одежда местами перепачкана в земле, пыльце и соке растений; руки расцарапаны, причёска далека от совершенства – волосы собраны под шапочку, чтобы не мешали.
И глаза. Без неизменной льдинки на дне. И речь. Она рассказывала разные разности, шутила, искренне гордилась своей работой, время от времени брала собеседника за руку…
…что продолжало удерживать Клеммена в состоянии непрекращающегося забытья. Сладкого забытья…
Прошла четверть часа, но для ненгора она сжалась в одно долгое мгновенье.
…Только когда монах поймал его, направляющегося в сторону беседки, Клеммен осознал, что по-прежнему в тренировочной одежде, а она, как ни крути, мало подходит к моменту. Смущаться было уже поздно, но переодеться всё же стоило. Хотя бы из уважения к чаю.
– Полагаю, путь сюда неблизкий, – произнёс Клеммен, когда они вышли за ворота монастыря.
Андари вновь стала той, «неправильной». Скованной незримыми взглядами,
