что Игорь Вадимович был по виду на несколько лет старше Юрия Петровича, а значит, и о замечательном создании советской эпохи — обществе «Знание», действовавшем повсюду, у него были более обширные воспоминания. А мужчины, полагал Гордеев, к счастью, не переняли еще у прекрасного пола обыкновение изображать жеманное смущение или шутливое негодование при разговорах о возрасте.
Однако Кочеров действительно ярился не из-за этого. Это перестроечные ветры занесли его в прокуратуру. А начинал-то он свою карьеру в областном управлении КГБ, куда как активный комсомолец был направлен вскоре после окончания исторического факультета Усть-Басаргинского университета. Оперативник из него был никудышный, людей он, откровенно говоря, побаивался, но, получив власть, воодушевился. Любимым его занятием как раз были выступления с разъяснительными лекциями перед населением, где пустословное краснобайство Кочерова представало поистине образчиком какого-то странного искусства.
Вот и теперь, попав, благодаря обширным связям, в прокуратуру, он сохранил вкус к долгим беседам, нередко забывая о том, кто перед ним находится — несчастный узник, приведенный из зловонной камеры следственного изолятора, или опытный юрист. Узник, конечно, сидя на стуле в чистом кабинете, готов был достаточно долго слушать эту новую Шахерезаду, но Гордеев, несмотря на свою специфическую, разговорную профессию, терпеть не мог демагогов всех мастей. Словесные дуэли для него всегда основывались на умении вовремя мгновенно выложить перед соперником нужные знания, напомнить необходимые неоспоримые факты.
— Мне необходимо встретиться с моим подзащитным — Борисом Алексеевичем Андреевым. — Гордеев решил не дать Кочерову опомниться. — И чем раньше, тем лучше.
— Как давно вы с ним знакомы? — спросил Кочеров, пытаясь собраться с силами.
— Пока незнаком. Но как его защитник должен познакомиться.
— А чего это его защищать? — пытался Кочеров вновь взгромоздиться на своего демагогического конька. — Он же адвокат, как говорят, не из последних. Зачем ему еще кто-то? Он сам себя и защитит.
— А вот вы измените Андрееву меру пресечения, выпустите его под подписку о невыезде, тогда он самостоятельно и докажет вам свою невиновность. Это только Дэвид Копперфилд может со связанными руками и ногами выбраться как ни в чем не бывало из запертого сундука. Андрееву, как и любому обвиняемому, гарантировано право на защиту и на участие защитника в стадии следствия. — Произнося эти юридические положения, Гордеев старался придать голосу учительскую интонацию: слушай, мол, братец, бесплатный юридический ликбез. — Я заявляю первое ходатайство: измените меру пресечения моему клиенту! Освободите его из-под стражи.
Он протянул следователю ордер юрконсультации номер десять Московской городской коллегии адвокатов на ведение защиты на предварительном следствии.
— Думайте, что говорите! — подпрыгнул в своем кресле Кочеров. — Выпустить! Взяточника-адвоката!
Гордеев невольно улыбнулся. Адвокат, так
