чем ужас без конца. А то, что он не угомонится, пока меня не прикончит, – ежу понятно. Вон как глазенки заблестели. Не иначе как предвкушает наслаждение от моих будущих мук. Мало ему псины, ой мало – человека подавай.
Но тут же его пыл погасил лекарь.
– Прости, государь, – развел руками Бомелий, – не понял я, что сызнова должен был свое зелье туда сунуть.
И вновь почти сразу раздался негромкий голос Годунова.
– А ведь как знать, царь-батюшка, – рассудительно заметил он, – может статься, то, что Елисей не уразумел твоего тайного пожелания, и есть еще один знак с небес. Мол, беспременно надобно сего молодца в живых оставить, ибо неповинен он.
Царь озадаченно повернул голову к Годунову, некоторое время пристально всматривался в его лицо, остающееся по-прежнему невозмутимым, хотел было что-то сказать, но тут его взгляд упал на издохшую собаку, и он, кашлянув, нерешительно произнес, будто размышлял вслух:
– Стало быть, и подьячий неповинен. Ну-ка, спусти его с дыбы, Малюта, а ты, Елисейка, чару ему государеву подай, да гляди, хоть теперь ничего не спутай.
Толстячок молча склонился перед царем в низком поклоне и снова ненадолго шагнул в темный угол.
За корчившимся в смертных муках подьячим Иоанн наблюдал с неподдельным наслаждением. Лишь когда тот затих, он спохватился и напустился на лекаря:
– Ты что творишь, Бомелий?! Сызнова все поперепутывал! Нешто я повелевал зелье подсунуть?!
– Прости, государь, но, кроме мед хмельной, в кубке ничто не быть, – перепуганно развел руками Елисей и огляделся по сторонам. – Где взять собака?! – плачуще взвизгнул он и тут же гордо заявил: – Нет собака – я сам аки собака. Гляди, царь-батюшка. – И махом опрокинул в себя недопитое Митрошкой зелье из кубка. – Выпив, он торжествующе перевернул кубок, из которого упало на земляной пол не больше семи-восьми капель, и гордо заявил: – Обман нет!
– Это что же делается, Бориска? – одними губами еле слышно прошептал царь.
– Я так мыслю, что сие есмь третий знак от господа, – предположил Годунов. – Знать, подьячий был и впрямь повинен в тех грехах, в коих каялся пред тобой. – И с неподдельной тревогой в голосе заметил: – Боюсь я за тебя, государь. Еще раз попытаешься супротив небес пойти и…
– Я ишшо не обезумел, – хмуро ответил тот, надменно вскинул голову и резво вскочил на ноги. – Бориска, нынче же надобно вклад по сто рублев отвезти в Чудов монастырь, Богоявленский, Симонов, Девичий, Троицкий, Волоцкий… – Он на секунду замешкался, прикидывая, куда бы еще.
– Может, нищим раздать? – осторожно спросил Годунов.
– Нищие тут ни при чем, – сердито отмахнулся Иоанн. – Мне от кого знаки пришли? Вот ему и заплатим. Снизошел.
М-да-а, ничего не скажешь, оригинальная вера. Я хоть и не религиозный человек, но так хамски с богом поступать никогда не стал бы. Впрочем, пес с ним. Нет-нет, я имею в виду царя, а то вы еще подумаете, что я лишен благодарности за свое спасение. Хотя все равно странно.
