до потолка окон, стоял рояль. Один рояль, и ничего больше.
– У меня супруга покойная часто играла, очень музыку любила, – прокаркал старик и перевёл хищный взгляд на меня. – Анатолий говорил, ты играешь? Ну, садись, изобрази что-нибудь.
Тон хозяина квартиры покоробил меня с самого начала, ещё на лестничной площадке. Теперь, когда мы с Толиком оказались в его владениях, старик вовсе перестал себя сдерживать и властно распоряжался мной, как служанкой. Менее стойкая и уравновешенная особа, наверняка, оскорбилась бы. Я же устроена по-другому: меня не унижает отношение окружающих, каким бы хамским оно ни было. Я не умею обижаться, потому что не вижу в обидах смысла; все эти страдания гордых изнеженных натур – не для меня. Я предпочитаю не замечать, кто и как со мной обращается, и реагирую по-своему. Так я поступила и в сложившейся ситуации. Увидев одинокий рояль, невесомо парящий над паркетом в солнечных лучах, я готова была сыграть старику Баха, но после того, как он рассказал про покойную супругу и допустил возможность сравнения её со мной, я ограничилась Шуманом. И кто в итоге остался в проигрыше?
Толик заегозил, метнулся нерешительно из стороны в сторону и, наконец, пристроился возле инструмента; старик остался стоять в дверях, наклонив голову набок, как тощая ощипанная курица, и сморщил нос. Рояль плохо строил, «до» малой октавы западало, но клавиши были приятны на ощупь и звонко подпрыгивали, устремляясь навстречу пальцам. Да, в нём сохранился характер, в этом старом пересохшем ящике со струнами и молоточками – ни мерзкий старик, ни кто-либо другой не сумели его вытравить.
Пока я демонстрировала исполнительские навыки, Толик осторожно, на цыпочках подошёл к старику. Почтительно нависая над хозяином квартиры вопросительным знаком, он стал шептать ему на ухо. Я уловила несколько фраз, когда доиграла последний аккорд.
– Светочка – очень исполнительная и ответственная девушка, – сыпал словами Толик, подобострастно трепеща всем телом, с улыбкой от уха до уха. – Она скрасит ваше одиночество и станет вам во всём помогать: ходить в магазин, готовить, убирать квартиру, стирать. Вы нуждаетесь в помощи, мы же рады вам её предложить. И самое главное – этот прекрасный рояль больше не будет молчать!.. Павел Львович, подумайте.
– Но я ничего не подпишу, даже не надейся! – завизжал в ответ старик, и писклявый голос сорвался на фальцет.
– Конечно, конечно! Павел Львович, о чём разговор? – Толик просиял и раскрыл ладони: ну, просто святой угодник-мученик с иконы, и та же смиренная благость во взоре. – Вы должны убедиться в наших добрых намерениях и искреннем желании помочь, и я вас прекрасно понимаю. Наше присутствие вас ни к чему не обязывает, мы не торопим вас с решением.
– А если я так и не решу ничего? – старик прищурился.
– Значит, не решите. Никто вас за это осуждать не станет, – смирению Толика не было предела.
Я постепенно начинала
