меня на ноги, но в этот раз улучшение самочувствия все никак не наступало. Мама решила перейти к более серьезным мерам – антибиотикам и сульфадимезину. Через пару дней прогресс был налицо – температура спала, и я начала бледной тенью прогуливаться по квартире, ища способы убить время. Мама едва сдерживала свой триумф и уже планировала отправить меня на следующей неделе в школу, когда грянула новая беда. В тусклое субботнее утро я сидела на кухне перед огромной тарелкой, до краев наполненной овсяной кашей. По оконным стеклам барабанил дождь, беспросветная слякоть заполняла собой все обозримое пространство. В понедельник надо было идти в школу, а сейчас требовалось глотать противную кашу. Серо и уныло было у меня на душе. Есть не хотелось. Но мама имела огромный опыт впихивания в меня еды; обмануть ее, как я когда-то делала в садике, сдвигая ненавистный горох к краям тарелки, было невозможно.
Мама старалась кормить меня полезной едой, всякими кашами и кефиром, но и против шоколада не возражала. Я, впрочем, не была такой уж привиредой, просто вкусы у меня были странные. Например, я очень любила пенки на молоке и куриные потроха. Более того, охотно употребляла глюконат кальция, который с младенчества обзывала «гуконатом». А вот рыбий жир мама не решалась мне давать – меня от него рвало. Лишь с годами я поняла, что с тошнотой от невкусной еды можно справиться, если задержать дыхание.
«Ну сколько можно возиться? Таблетки уже проглотила?» – бодро поинтересовалась мама, ворвавшись на кухню и тем самым прервав печальный поток моих мыслей. Я кивнула. Таблеток было, как всегда, много, поскольку мама с присущей ей основательностью закрепляла успех лечения. Я их действительно успела принять – по части глотания медикаментов я тоже издавна была экспертом. «Ага, молодец! – похвалила меня мама, для верности исследовав содержимое мусорного ведра. – А теперь умная девочка съест вкусную, полезную, сладкую кашку». Она набрала большую ложку каши и решительно направила ее к моему рту: «Ложку за маму…» Первые две порции мне удалось разместить за щекой, но для бабушкиной ложки места там уже не нашлось, пришлось глотать – по моей методике, не дыша. Вырвало как-то резко и неожиданно для меня самой. Гадкая удушливая тошнота стремительно поднялась откуда-то из живота и накрыла меня с головой. Вылетело все – и каша, и таблетки, и остатки вчерашнего ужина. Маму, впрочем, это ничуть не обескуражило, и отмыв наспех себя, меня и кухню, она немедленно пошла на второй заход со своими ложками. Теоретически ее настойчивость должна была принести плоды, но что-то в моем организме сломалось, и с того момента не только ненавистная каша, но и самые любимые лакомства не задерживались во мне дольше, чем на десять минут. Дело дошло до того, что меня стало выворачивать наизнанку от чая, а иногда даже от воды. Обессиленная, я лежала пластом на кровати, тщетно пытаясь насытиться аппетитнейшими запахами, доносившимися из кухни через приоткрытую дверь. Ничего более существенного,
