Но всё равно они страдают от нашего присутствия. Они же проклятые язычники. Я понимаю, ты не можешь это видеть, ты как ангел, упавший в грязь. Как вернёмся на заставу, я позабочусь о том, чтобы ты больше не увидел всех этих ужасов. Больше мы тебя в бой с собой не возьмём, не переживай. Всё закончится для тебя, как страшный сон. А до той поры ты уж потерпи. Ты мне чем-то напоминаешь моего покойного сына. Я тоже хотел оградить его от ужасов этого мира, но не смог уберечь. Он не умел сражаться и погиб одним из первых вместе с моей семьёй. Ну да будет, закрой уши, не слушай, что тебе говорит старый вояка, я знаю, эти слова расстроят тебя больше, чем теперь могут расстроить меня.
Ратмир уложил Филиппа спать и до вечера остался один. Он видел проснувшегося Гарольда, злого от страшного похмелья, который накинулся на тех крестьян, что дали ему это ужасное пойло и не предупредили и последствиях, видел Эдварда, страдающего от его трезвости, видел и других товарищей, которые совершенно бесцеремонно вмешивались в тихую размеренную жизнь крестьян, ломали их традиции, навязывали свою правду. Ближе к ночи Ратмир почувствовал тягу ко сну, он устал, словно после тяжёлого трудового дня и погрузился в забытье почти сразу же, как повалился в пуховую перину. Но и в эту ночь выспаться ему не удалось. На улице поднялся страшные переполох. Когда Ратмир выбежал во двор, то увидел уже многих товарищей, бегающих с копьями в руках.
– Держи его, держи! – кричали они.
– Что случилось? – спросил Ратмир.
– Упыри, они пришли, – послышался приближающийся голос Филиппа, – возьми копьё, приготовься.
Ратмир судорожно принялся отыскивать оружие. В темноте он так и не нашёл своей кольчуги и выскочил без неё. Но когда он оказался на улице с копьём в руке и щитом, здесь уже всё утихло. Богатыри вели на верёвке, как собаку существо, очень похожее на человека. Оно шло на двух ногах, борода и длинные волосы почти полностью скрывали в темноте его лицо, было видно лишь горящие зелёные глаза и огромные клыки, торчащие изо рта как у зверя. Пленник был почти гол, грязные обрывки ткани на его теле, не закрывающие даже срама, трудно было назвать одеждой. Но его нагота нисколько не смущала его, иногда он издавал дикий звериный рык и пытался вырваться, но тут же получал копьём по заду или по ногам.
– Никогда раньше не видел упырей, – произнёс Ратмир.
– Это не упыри, а упырь. Один. – злобным голосом заговорил Гарольд, – пытался выпить кровь из телёнка. А говорили, что здесь их пруд пруди. Видимо, Всеволод-собака дурит нас.
– Я сказал правду, свиное ты рыло, – послышался голос воеводы, – видимо, вы отпугнули этих тварей. Вести о вас уже за сто вёрст разлетелись, чудо, что ещё этот дурак не сбежал и попался нам.
– Что с ним теперь будет? – спрашивал Ратмир, ища глазами Филиппа.
– Я бы убил его на месте, – отвечал ему Гарольд, – но Олег не хочет, чтобы мы пачкались об такую погань. Он приготовил ему особенную казнь.
И Гарольд не соврал, уже на следующий день Ратмир смог своими глазами увидеть, как расправляются с упырями. Вурдалаки боялись солнечного света, и стоило им
