путешественник, воин, Гумилёв создал в русской литературе свой особый художественный мир, который современники справедливо охарактеризовали как поэзию «мужественного романтизма».
Гумилёв стал одной из жертв кровавого террора, развязанного в стране большевиками. Арестованный в начале августа 1921 года «за недонесение» о контрреволюционном заговоре, он, несмотря на заступничество М. Горького и многих других влиятельных людей, через три недели был расстрелян в застенках ЧК.
После его гибели, в 1923 году, еще вышла книга «Письма о русской поэзии», вобравшая многочисленные статьи, а затем десятилетиями имя и творчество Гумилёва пытались изъять из русской литературы, запрещая переиздавать все, что им было написано. Но истинные ценители поэтического слова всегда помнили и любили его стихи.
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман… но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду…
Я конквистадор в панцире железном.
И если нет полдневных слов звездам,
Тогда я сам мечту свою создам
И песней битв любовно зачарую.
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в воинственный наряд
Звезду долин, лилею голубую.
<Осень 1905>
ЖИРАФ
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв,
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
<Сентябръ 1907> Париж
ПАМЯТИ АННЕНСКОГО
К таким нежданным и певучим бредням
Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
Из царскосельских лебедей.
Я помню дни: я, робкий, торопливый,
Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
Слегка седеющий поэт.
Десяток
