заказав себе завтрак. Позвонил мобильный телефон. Это был Шалва Чиладзе.
– Я у себя в кабинете уже с десяти часов утра, – радостно сообщил он, – решил вас не беспокоить, чтобы вы немного отдохнули. Как спали?
– Неплохо. Учитывая количество выпитого, спали почти хорошо, провалившись в глубокий сон, – ответил Дронго.
– Значит, все правильно, – рассмеялся Шалва, – так и должно было быть.
– Где находится ваш офис?
– На проспекте Церетели, – сообщил Чиладзе. – Если хотите, я пошлю за вами машину.
– Нет. Сегодня не нужно. Мы постараемся приехать сами и осмотреться. Будет лучше, если мы будем не на вашей машине.
– Все понимаю. Согласен.
– И, пожалуйста, никуда не выходите из своего офиса. Он хотя бы у вас охраняется?
– Внизу есть вооруженный охранник. Еще двое сидят у меня в приемной. Все вооружены, есть разрешение на оружие. И у нас в офисе работает много людей. Сюда никто не сунется.
– Ясно. Тогда до встречи. Мы сами приедем к вам в офис.
Дронго убрал телефон в карман, взглянул на Вейдеманиса.
– Поедем посмотрим, – предложил он.
– Мы не охранники, – напомнил Эдгар, – сложнее всего прикрывать человека, который выбран в качестве объекта нападения. Ты ведь прекрасно знаешь, что в подобных случаях нужно действовать на опережение, а не прикрывать собой охраняемую нами особу.
– На какое опережение, если мы не знаем, кто это такой?
– Тогда нужно принимать единственно возможную версию, что это Саламбек Музаев, – предположил Вейдеманис. – Кажется, твое любимое изречение из Оккама: «Не умножай сущее без необходимости».
– У нас нет доказательств.
– Кроме него, больше некому, – напомнил Эдгар. – И вот еще о чем я подумал, когда ты вчера разговаривал с Шалвой Чиладзе. Помнишь, ты сказал ему, что грузины были как избалованные дети, которых все и всегда любили. А вот чеченцы были как раз не самыми любимыми. И во времена царской России, и во времена большевиков, особенно при Сталине.
– Что ты хочешь сказать?
– Человек к тридцати годам прошел три войны: афганскую и две чеченских, – напомнил Вейдеманис. – Возможно, озлобился, изменился. Ты сам всегда говорил, что война резко меняет людей, и не в лучшую сторону. Вот эти войны его и изменили.
– Вчера в аэропорту ты тоже пытался донимать меня этими предположениями, – вздохнул Дронго.
– Вчера мы еще не говорили с Чиладзе, – возразил Эдгар.
– Что изменилось?
– Мои ощущения. Он не может быть убийцей. И ты это тоже прекрасно понял. Насчет Субботина пока не знаю, но тоже не подходит. Преуспевающий дипломат, советник посольства во Франции, сделавший к сорока годам такую прекрасную карьеру, вдруг бросается убивать своих прежних товарищей? Как минимум глупо. Как максимум просто безумие. Значит,
