за собой порося? Всё время?
– Скажем жениху, что были очень голодны.
– Я не собираюсь таскать с собой тебя.
На это девочка ничего не ответила. Зашуршала мешком, а потом шёпотом спросила:
– Будешь кушать?
Эдгар принялся в темноте неистово креститься. Девочка сказала проникновенно, так, будто пыталась вложить в голову великана свои мысли:
– Ты и я – мы в свинарнике под одной крышей! – сейчас казалось, будто она совершенно его не боится. – Для тебя, может быть, это хороший ночлег, а меня выгнали из дома. Если я буду есть одна, то совершенно точно расплачусь.
От еды Эдгар не стал больше отказываться. Он принял из рук Евы разделённую по-братски лепёшку да половинку дряблой репы. Чтобы наесться, Эдгару нужно было не больше этой маленькой девочки. Он приучился к небольшому количеству пищи. Должно быть, желудок под этим животом размером с куриный.
Когда хруст репы затих на зубах, и стало слышно, как пытается выпутаться из ветвей ясеня ветер, девочка, которая вновь забралась в свой угол, попутно отбившись от любопытного носа свиноматки, покушающегося на еду, сказала:
– Поговори со мной. В темноте очень страшно.
– Сейчас ночь.
– Да, потому и прошу.
– Ночь, не время ворочать языком. Время слушать, что говорит она.
Эдгар вздохнул, приводя в равновесие пошатнувшуюся мельницу своих чувств и ощущений. Всё-таки плохо они поступают, нарушая всевластие ночи. Она не замедлит отомстить.
– Расскажи мне. Что тут можно услышать?
Ева говорила шёпотом. Может, она прониклась торжественностью времени суток и ощутила, наконец, качку, которая сопровождает путешествие их ковчега-свинарника через ночь. Эдгар впервые подумал, что этот шёпот не выбивается из картины, которую он рисует для ночи своими чувствами. Зато его собственный голос – выбивается ещё как, и великан постарался как можно быстрее закруглиться с изложением собственных мыслей, свернуть их в твёрдое, как зёрнышко сушёного гороха, слово.
– Всё вокруг. Всё как-нибудь звучит.
– Страшно-то как… Мамочки…
– Прислушайся, дщерь, и услышишь, – Эдгар вложил в голос всю строгость, которую смог собрать на языке. – Услышишь грифонов, что парят в небе, мантихор, что претворяются кустами, услышишь, как курицы отращивают рога и состязаются в воинском искусстве… Это ночь… Она другая, нежели день. День – добряк с во-от такими глазищами, если только это не зимний день (тогда он старый ворчун, и из уст его исходит ветер), с этой женщиной нужно быть, как с чёрным цыплёнком. Как со святым апостолом Павлом перед тем, как Христос обратился к тому в земле Иудейской, благой. Она – королева суровости и углов, не терпит в своих владениях самоуправства.
– Разве женщины могут сидеть на престоле?
Эдгар обозначил движение плечами, и Ева, не дожидаясь ответа, сказала:
– Когда
