что тут приходится терпеть, хотя, если честно, англичане, которых сейчас тошнит, могут со мной не согласиться. Элизабет, твой дорогой SS, судя по всему, уже спит сном младенца, а у меня бессонница, брожу привидением по внутренним дворам: надо бы поспать, но не получается. Поэтому я возьму жесткий диск и посмотрю какой-нибудь фрагмент отснятого материала с твоим участием. Скоро увидимся. Привет Ренцо, Жанетт, а также Митчу, Сиси, Ганнибалу и конечно же Ашу!»
Перематываю материал туда и обратно. Останавливаю почти в самом конце, там, где Геринг, миновав главную площадь, стоит, глубоко задумавшись, на одной из центральных улочек, подперев собою очередную стену желто-оранжевого цвета. А потом говорит, отвечая на мой вопрос, простила ли она своего отца, Альберта Геринга:
– Да, я простила его. Когда я узнала, что он делал хорошие вещи для людей, спасал их, я сказала себе: «Я, наверное, не настолько святая, чтобы заслужить его внимание, но, в конце концов, другие люди получали от него что-то хорошее». Так что он не такой плохой. Поэтому я заключила с ним мир…
– Мир, – говорю я ей, – это, конечно, хорошо. Но «заключить мир» и «простить» – вещи всё-таки разные.
– Наверное. Но как дочь я была слишком сильно в нем разочарована. Для меня Альберт, хороший Альберт – это исторический персонаж. А отец… что может сказать дочь, которую покинули, ничего не объяснив? Что может сказать дочь, которую отец ни разу не захотел навестить, не прислал ни одной открытки, просто не справился о её судьбе на другом континенте, в конце концов? Конечно, в голове иной раз крутятся какие-то оправдания, в которые хочется поверить: мол, слишком горд был или денег не было. В общем, сидишь порой поздно вечером и плетешь паутинку из оправданий, сочиняешь правдоподобную версию и пытаешься в нее поверить. Но всё это, конечно, глупости, потому что у него было много возможностей увидеть меня. Несколько лет назад я была в Германии и посетила его могилу. К сожалению, там теперь даже нет могильного камня (но я обязательно этим займусь). Удивительно, но слез я сдержать не смогла – уж не знаю почему. Но если бы представилась возможность отца увидеть, если бы он просто призраком прошел мимо, я бы всё-таки сказала ему, что люблю его.
– А дяде Герману что бы сказала?
– А так бы и сказала: жаль, что ты не смог бежать в Аргентину. Мы бы о тебе позаботились.
– Несмотря ни на что?
– Несмотря ни на что. Как для меня существуют два разных Альберта, точно так же есть и два разных Германа. Один – военный преступник, которого ненавидит весь мир. Но есть другой Герман – хороший человек, настоящий семьянин, о котором я была бы рада заботиться в Аргентине. Не правая рука Гитлера, не левая его нога, не шеф люфтваффе, не главный лесничий рейха… Это – мой дядя. Просто дядя Герман.
…По возвращении из Мачу-Пикчу и Куско мы всё-таки встретились с Элизабет. Она настояла: в переписке, которую мы все эти дни вели, Геринг напомнила, что они с Ренцо приглашают нас в ресторан. Так
