– совсем не такой, каким он должен быть. (Цезония подходит к нему.) Не надо, Цезония! (Она отступает.) Не уходи, побудь возле меня.
Ц е з о н и я. Я сделаю всё, что ты желаешь. (Садится.) В мои годы знают, что жизнь ужасна. Но если мир полон зла, зачем его множить?
К а л и г у л а. Тебе этого не понять. Да и не всё ли равно? Я чувствую, что во мне поселились какие-то безымянные существа. Как мне с ними справиться? (Поворачивается к ней.) Цезония! Мне было известно, что существует отчаяние, но я никогда не представлял, что это такое. Как и все, я думал, что это – болезнь души. Оказывается, больше всего страдает тело. Стынет кожа, теснит грудь, болят руки и ноги, ломит голову, тошнит… А самое ужасное: горечь во рту – запах крови, смерти, лихорадки, всего вместе… Стоит шевельнуть языком, как в глазах темнеет, и мир становится омерзительным. Как тяжело, как горько быть человеком!
Ц е з о н и я. Усни! Усни, оставь всё, как есть, не ломай себе голову. Я буду стеречь твой сон. А проснувшись, ты вновь обретёшь вкус к жизни и воспользуешься своей властью, чтобы любить тех, кто этого ещё достоин…
К а л и г у л а. Но для этого нужен сон, бегство. Это невозможно.
Ц е з о н и я. Так всегда считают, когда достигают пределов усталости. А со временем находят в себе силу…
К а л и г у л а. Но ведь надо знать, зачем она! Что толку с моей силы, на что мне величайшая власть, если я не могу изменить существующий порядок вещей, если я не способен заставить солнце заходить на востоке, прекратить страдания и дать людям бессмертие? Какая разница, Цезония, спать или бодрствовать, если я всё равно не в силах изменить мир?
Ц е з о н и я. Но это значит равнять себя с богами. Есть ли безумие хуже?
К а л и г у л а. Ты тоже думаешь, что я – сумасшедший. При чём здесь боги? То, чего я хочу, выше богов. Я хочу царство, в котором царит невозможное.
Ц е з о н и я. Нет, Калигула, тебе никогда не сделать небо – землёй, прекрасное – уродливым, а человеческое сердце – бесчувственным!
К а л и г у л а (с нарастающим возбуждением). Я смешаю небо с землёй, прекрасное с уродливым, смех со страданием!
Ц е з о н и я (поднимается, умоляющим голосом). Всегда были, есть и будут добро и зло, величие и низость, справедливость и несправедливость! Этого не изменить!
К а л и г у л а (та же игра). А я изменю! Рим получит от меня в подарок равенство. И когда всё уравняется со всем, когда невозможное посетит землю, а луна окажется в моих руках, тогда я изменюсь сам и мир вместе со мной – и тогда, наконец, люди перестанут умирать и обретут счастье.
Ц е з о н и я (кричит). Ты не сможешь уничтожить любовь!
К а л и г у л а (смеется, яростно). Любовь, Цезония, любовь! (Хватает её за плечи и трясёт.) Я понял: любовь – ничто. Зато другое имеет значение: государственная казна… Всё остальное – после неё. О! Наконец-то я начинаю жить! Жить, Цезония, жить… а жизнь и любовь – противоположности. Это говорю тебе я, Калигула, и приглашаю тебя на бесконечный праздник, на всеобщий судебный процесс, на огромный спектакль. Мне необходимы люди: жертвы, виновные, зрители. (Он подбегает к гонгу и принимается бить
