Аэлины не отзывалась. Все, чем ее кормили и поили сквозь узкую щель маски, отдавало железом.
Поначалу она вообще отказывалась есть и пить. Чувствовала привкус железа и выплевывала. Когда она чуть не умерла от обезвоживания, ей насильственно влили в рот воду. Затем позволили голодать, пока она не сдалась и не проглотила все, что поставили перед нею. Со вкусом железа или без – это ее уже не волновало.
Она редко вспоминала о моменте своей слабости. Как же ликовал Кэрн, увидев, что она ест. И как бесновался потом, не сумев сломить ее дух.
Кэрн подбросил дров в другую жаровню и щелкнул пальцами.
– Можешь справить нужду в коридоре, – сказал он Фенрису. – Потом возвращайся без промедления.
Громадный волк вскочил, словно невидимые руки призрака подняли его с пола, и бесшумно исчез за дверью.
Маэва предусмотрела даже это, наделив Кэрна властью приказывать Фенрису, когда тому есть, пить и справлять нужду. Она знала: порою Фенрис намеренно забывал о телесных потребностях. Даже внутри ящика было слышно, как он поскуливает от боли.
Это не относилось к ее снам. Реальность. Жуткая реальность.
Кэрн неторопливо разглядывал ее. Опытный фэйский воин, обученный всему, кроме понятий о совести и чести.
– И как же, Аэлина, будет происходить наша вечерняя игра?
Она ненавидела звук собственного имени в его устах.
Вместо ответа Аэлина оскалила зубы.
Рука Кэрна метнулась с быстротой гадюки и больно сжала ей горло.
– Ах, сколько гнева! Даже сейчас.
Она не расставалась с гневом ни на мгновение. Погружаясь в огненное море, бурлящее внутри, рассказывая истории тьме и пламени, она всегда ощущала гнев. Он вел ее через дни терзаний, не давая окончательно сломаться.
Пальцы Кэрна еще больнее впились ей в горло. Аэлина не смогла подавить стон.
– А ведь достаточно нескольких твоих слов, принцесса, и все кончится, – проворковал Кэрн, наклоняясь к ней. Его дыхание проникало через ротовую щель маски и противно жгло губы. – Несколько коротких слов – и наши пути разойдутся навсегда.
Она никогда не произнесет этих слов. Маэва не дождется от нее клятвы на крови.
Клятва означала бы полный отказ от себя, всех своих знаний, устремлений и привычек. Вечное рабство для нее самой и погибель для остального мира.
Кэрн ослабил хватку. Аэлина судорожно вдохнула. Но его пальцы оставались на ее шее, сместившись вправо.
Она прекрасно знала, куда именно сместились его пальцы. Кэрн ощупывал двойной след укуса на ее коже, между шеей и плечом.
– Как интересно… – бормотал Кэрн.
Аэлина отвернула голову и вновь оскалила зубы.
Кэрн ее ударил. Не по лицу, чтобы не отбивать пальцы о железо маски. По незащищенному животу.
У нее перехватило дыхание. Лязгнула цепь, сообщая о ее безуспешной попытке повернуться на бок.
Неслышно вернулся Фенрис
